3. Подсолнухи и десятичные знаки
Блестящая тарелка радиотелескопа бесшумно вращалась в голой степи, словно некий чудовищный подсолнух, безошибочно провожая далекую звездную систему в ее неспешном движении по небосводу — движении, соответствующем постоянному вращению небольшой планеты вокруг своей оси. Скупой растительный мир планеты, точнее, ее далекого экваториального пояса, никогда не знал подсолнуха, так что какому-нибудь местному наблюдателю такое сравнение и в голову не пришло бы; но это уже было неважно, ибо в этом небольшом мире не осталось ни единого представителя расы, создавшей столь сложную систему антенн.
Что произошло с этими искусными строителями. Умерли они, покинули родную планету или, быть может, развились в более сложные существа, полностью потеряв интерес к электронным игрушкам своего детства, — этого программа, управляющая сложным астрономическим комплексом, не знала, да такие вопросы ее, собственно, и не занимали. Она была приспособлена действовать абсолютно самостоятельно, что было не особенно тяжело, поскольку задание являлось достаточно простым.
Телескоп следил за радиосигналами из тройной звездной системы, на которую он был постоянно направлен благодаря удобному расположению этого далекого космического архипелага на небосводе и удачному склонению оси вращения планеты, около южного полюса которой комплекс и располагался. Программа, управляющая системой, не имела понятия, зачем телескоп направлен именно на эту почти невидимую точку в небе, а также почему его создатели избрали именно эту частоту, оставив без внимания все прочие, для приема слабых радиосигналов, непрерывно поступающих в теперь уже пустой мир после одиннадцати с половиной световых лет пути.
Никто ей, программе, не счел нужным объяснить причины, по которым существа, ее создавшие, были уверены, что как раз на этой частоте, а не на какой-либо другой, однажды должен прийти сигнал, совершенно отличный от естественного фона, который пока только и фиксировал телескоп с момента своего пуска в действие. Радиошум был особенно силен именно на этой частоте, поскольку наиболее распространенный элемент космоса также излучал на ней[1], поэтому приемное устройство должно было обладать сверхчувствительностью, чтобы из радиокакофонии вселенной извлечь почти безнадежно заглушённый голос той звездной системы, за которой следил телескоп. Но исчезнувшие строители астрономического комплекса вообще не взялись бы за возведение такой высокотехнологичной пирамиды, если б не были в состоянии обеспечить надлежащую чувствительность приемника.
Однако подобная чувствительность была необходимым, но недостаточным условием этого предприятия. Другим столь же важным свойством комплекса являлась его долговечность. Строители радиотелескопа, возможно, точно не знали, когда поступит ожидаемый сигнал, хотя на сто процентов были уверены, что рано или поздно он придет: иначе зачем единственное устройство такого рода на всей планете, столь самоуверенно направлено именно на определенную точку в небе?
Ожидание могло завершиться довольно быстро, но точно так же могло продлиться века и зоны. В любом случае степень долговечности астрономического комплекса являлась вторым необходимым условием; исчезнувшие технологические волшебники смело приняли вызов, почти противоречащий второму началу термодинамики, одарив чудовищное радиоухо терпением космического масштаба.
В то же время телескоп снабдили матрицей, которая должна была оповестить его о выполнении задания. Все записанные передачи сравнивались с этой матрицей с целью обнаружения ожидаемой правильности сигнала, которой никак не могло быть в хаосе естественного радиофона. Проектировщики программы «прислушивания» к далекой тройной звездной системе — входящей в состав красивейшего созвездия, которое жителям другого, почти столь же удаленного, космического острова упорно напоминало крест — точно знали, чего ожидают, отобрав именно эту матрицу из множества других, точно так же способных отличить шум вселенной от голоса разума.
Все эти матрицы имели в своей основе какой-нибудь универсальный математический ряд легко выражаемый бинарным кодом. Таковы, например, последовательность простых чисел или какая-нибудь общая физическая константа. Хотя каждый подобный ряд несомненно указал бы на наличие развитого космического интеллекта, программа, надзирающая за работой огромного радиотелескопа, осталась бы абсолютно равнодушной, даже зафиксировав нечто в этом роде. Творцов программы интересовал не любой космический разум, каким бы развитым он ни был, а совершенно определенный, для поиска которого специальная матрица и была создана.
Последовательность, содержащаяся в этой матрице, отражала одно из фундаментальных математических отношений — отношение между площадью круга и его диаметром. Как бы эти две величины ни увеличивались или уменьшались, отношение между ними во всем космосе оставалось неизменным, хотя и, как считалось, не могло быть выражено конечным числом. Математики разных миров, как правило, достаточно рано открывали это единственное отношение, обозначая его экзотическими символами, среди которых π относится не к самым причудливым.
Допущенная десятичная бесконечность числа π обусловила то, что среди небольшого процента космических математических сообществ оно из безопасной гавани рационального отчалило к штормовой пучине мистического. Следовательно, культы и секты, связанные с числом π, не ждало технологическое будущее, но их это особо и не заботило. Что эти пловцы беспокойных духовных вод получали взамен — и получали ли вообще, — этого жители тихих математических гаваней не знали, так же, как от их понимания ускользало полное равнодушие мистиков к несомненным удобствам и благам технологических цивилизаций.
Главная программа астрономического комплекса не знала, почему ее создатели предпочли матрицу с числом π всем остальным, которые столь же успешно могли бы отделить упорядоченный сигнал от бессвязного космического шума. Как и другие неясности, связанные с ее исчезнувшими проектировщиками, эта также не пробуждала в ней любопытства, поскольку любопытство вообще не входило в число ее свойств.
Однако аккуратности в ней было более чем достаточно. Крайне старательно и педантично, как и было задумано, она с момента своего запуска в работу преобразовывала усиленные радиосигналы определенной частоты из тройной звездной системы в двоичный ряд который потом сравнивался с заданной матрицей.
Матрица содержала дробь с количеством знаков 3 418 801, что было намеренным сверхизлишеством. На практике нулю равнялась уже вероятность того, что какой-нибудь природный процесс может по воле случая — и это на любой мыслимой частоте, в течение бесконечно долгого времени и в любом месте вселенной — произвести радиосигнал, двоичная «копия» которого совпадет с числом π хотя бы до десятого знака. Однако строители телескопа, очевидно, слишком дорожили своим проектом, чтобы допустить хотя бы малейшую случайность, пусть и находящуюся по другую сторону вероятности. Огромное быстродействие компьютера, в котором была размещена матрица, делало возможным подобное экстравагантное излишество.
