Конечно, доверие финансово-кредитной системы Англии все равно было непоправимо подорвано, и теперь 70 000 фунтов на кредитном счету казались недостижимой мечтой. Да, после еще нескольких недель осторожной и осмотрительной игры мой долг составлял 72 456 фунтов и 98 пенсов, что нанесло заметный удар по моей кредитоспособности. И тут еще как раз мать заболела.
Думаю, теперь пришло время рассказать, как я пристрастился к покеру.
Сразу скажу — я игрок не азартный. Нет, правда. Однажды я даже заткнул уши ватой, прежде чем зайти в «Макдоналдс», чтобы хладнокровно воспользоваться бесплатным туалетом, не покупая там ни их бигмаков, ни жареной картошки. Но покер — это как раз то, что не повышает риск, а напротив, сводит его к минимуму.
Поразительная вещь — когда ты играешь по строгому расчету вероятности комбинаций и действуешь осторожно, это легкая игра. В самом деле, так оно и есть. Так что мой карточный долг вырос до 70 000 фунтов не за счет риска. Нет, как и большинство, я «играл наверняка».
Но в результате у меня возникли серьезные проблемы, когда понадобились деньги на похороны.
— Просто вынесешь меня, когда я умру, в мусорный бак, — сказала мать.
— Я уже думал об этом, — ответил я в том же тоне, — но будут трудности с полицией.
И все же я умудрился оплатить приличные похороны по чеку, который мне выдали в компании, оказывающей услуги по уходу за больными людьми, после того как они вычли причитающуюся им сумму из стоимости маминой квартиры. К счастью, — как раз был конец месяца, — мне удалось из этих остатков еще и выплатить жалованье персоналу, а сам я уже стал подумывать, не перейти ли на некоторое время к курсу оздоровительного голодания или начать экономить на бензине и вечерами не включать электричества. После приблизительных подсчетов я пришел к выводу, что смогу таким образом в течение месяца собрать денег игры на три. Ничего — во всяком случае это было лучше, чем совсем ничего.
Я снова посмотрел на бланк, где маячили упрямые цифры: «72,456.98 od». «Od» означало «овердрафт», или превышение кредита в банке. Я закрыл пальцем эти две грозные буквы. Счет сразу стал выглядеть оптимистичнее.
В дверь снова позвонили, и вскоре перед нами предстал еще один странный тип, второй за день. Это был малый, похожий на техасского рейнджера и нефтяного барона одновременно. Такие в нашу контору еще не захаживали.
На нем были ковбойская рубаха, широкополая шляпа и ковбойские ботинки. Возможно, именно такой костюм подошел бы для какого-нибудь маскарада — вполне удобный и достаточно вызывающий, чтобы выделиться из толпы. На улице, конечно, в таком виде появляться не следовало.
— Приветствую, — сказал я. — Чем могу помочь?
— Сиди, где сидишь. Я щелкну пальцами, если понадобится, чтобы вы все тут забегали, — отвечал он совершенно в духе Эвинга.
У него был заметный американский акцент. Ковбои в Ворсинге нынче не в диковинку, учитывая, что дискотеки и прочие танцевальные заведения заметно потеснили в последнее время собрания благотворительных обществ и клубы деловых людей.
Он подошел к окну и с важным видом посмотрел на улицу.
Все, кому приходится иметь дело с клиентурой, знают, что здесь надо быть готовым ко всему. Приходится иметь дело с разными чудаками. Как всякий человек, участвующий в этой игре, я тоже не могу совершить чуда и продать дом за четверть стоимости. Так что к оскорблениям я уже давно привык, и манеры ковбоя меня не особенно задевали.
Он вытер пот со лба чем-то сильно смахивающим на комок туалетной бумаги.
Я тоже поглядел в окно на выбеленные солнцем бетонные стены.
— Жара, — заметил я и продолжил в духе диалогов из какого-нибудь вестерна: — Такая, что яйцо во рту можно сварить вкрутую.
Пес покосился на меня, видимо желая попробовать проделать это.
Незнакомец, однако, не придал значения моей попытке сострить и продолжал внимательно обводить взором окна.
— Вот так, значит, — наконец изрек он и тут же повернулся ко мне, словно бы ожидая вопроса, что может означать это «вот так» и какое решающее влияние оно в дальнейшем окажет на мою жизнь. Однако вызывающее поведение незнакомца не вызывало у меня желания дать ему отпор.
Он разглядывал меня с некоторой неприязнью, морщась, хотя, вполне возможно, это было как-то связано с ковбойскими ботинками, совершенно не подходящими для жары. Впрочем, по-моему, такую обувь вообще нельзя носить.
— Я могу скупить всю недвижимость, которую видно из этого окна, по одной кредитной карточке.
Хотелось съязвить: почему бы ему в таком случае, если он настолько богат, не сбросить эти карнавальные тряпки. Но вместо этого, откинувшись на спинку кресла, я учтиво улыбнулся ему, словно перспективному клиенту.
— А тебя, стало быть, посадили выписывать здесь бумажонки, приятель?
Я пытался угадать акцент. Определенно, не совсем техасец, была тут еще какая-то примесь. Возможно, он из Ромфорда.
Пес моментально оторвал взгляд от баночки с заварным кремом, которой Люси водила у него перед носом, чтобы осмотреть техасца. Тот смерил его ответным взором.
— Ну-ка, ну-ка, — заговорил он, слегка заинтригованный. — Откуда вы взяли этого кабысдоха?
— Сэр, — заметила Люси, — вы в самом деле пришли сюда покупать недвижимость или… — за этим «или» читалось: «или проваливайте отсюда поскорее».
— Нет, — отрезал техасец. — Если бы мне нужно было болото, я бы устроился где-нибудь поближе к Миссисипи.
— Это в Техасе? — спросил я, не слишком разбираясь в географии Северной Америки.
— Как и Долли Партон! — отрезал он. — Ну-ка, посмотрим, что это у нас такое.
Он опустился на колени и стал осматривать собаку. Еще когда он приседал, я обратил внимание, что узлы шнурков на его ботинках скреплены серебряными пряжками в виде песьей головы. Сначала он приподнял собачье ухо и заглянул внутрь так осторожно, словно ожидая увидеть исходящий из него свет. Потом осмотрел пасть, оттянув губы и проведя пальцем по клыкам. Затем опытной рукой смерил холку пса и несколько раз провел рукой по шерсти и против, после чего проделал еще какие-то профессиональные манипуляции с хвостом.
— Надо же! — наконец воскликнул техасец. — Вот уж не ожидал встретить тебя в таком захолустье!
Казалось, собака пожала плечами, словно говоря: «Подумаешь, что тут такого? Я часто болтаюсь тут».
— Что это вы имеете в виду? — спросил я, перегибаясь через стол, уже завороженный его действиями.
— Позвольте представиться, — сказал он, впервые посмотрев на меня как на человека, а не на неодушевленный предмет. — Я Джеймс Т. Уилкинсон. Собаки — моя жизнь и мой бизнес. Какая валюта вас устраивает?
Он вытащил толстенный бумажник, под завязку набитый банкнотами, так что казалось, будто кожа лопается от натуги.