– Что ты делаешь?
– Я ищу одну вещь. Сними с меня этот чертов шкаф.
Я приподнял его, насколько мог, чтобы она выбралась из-под него, но, вместо того, чтобы помочь мне прислонить его к стене, она стала рыться в куче книг: хватала то одну, то другую, встряхивала их, перелистывала, а потом отбрасывала через плечо. Сначала словарь, потом географический атлас, потом «Анну Каренину».
– Что ты ищешь? – Мне было прекрасно известно, что она забыла, куда положила свою дозу кокаина, но я все-таки решил ее спросить.
– Одну вещь… Куда я ее дела…
Мама встала на колени. Со скрупулезностью сумасшедшего она проверяла том за томом. Потом она перешла к Британской Энциклопедии.
– Что за вещь?
– Нужная, – резко ответила она, даже не заметив, что только что опрокинула полупустую бутылку красного вина. На ковре появилась кровавая лужа. Ни дать ни взять место преступления.
– Скажи мне, что ты ищешь. Может, я знаю, где она. – Я был спокоен, мама в бешенстве; но мы оба с трудом себя контролировали.
– Сама найду. – Мама попыталась поджечь сигарету со стороны фильтра, выругалась, а потом сказала:
– Это не твое дело.
Она была настолько расстроена, что стряхнула пепел в открытую банку вазелина. Рядом с ней валялась смятая бумажонка, в которой лежал последний грамм кокаина.
Я поднял словарь, который она получила за победу в состязании ораторов в средней школе, и, перевернув его обложкой вверх, хорошенько встряхнул. Когда мама увидела, что из него выпала какая-то маленькая белая бумажка, ее глаза загорелись. Но потом она поняла, что это всего лишь обертка от жевательной резинки. По ее щеке скатилась слеза.
– Так что же ты ищешь? – Я не собирался сдаваться.
– Это личное. – Мамин голос охрип.
– Как это? – Я всегда ненавидел детей, которые отрывают крылья мухам, или поджигают муравьев при помощи лупы. А теперь сам поступаю еще безжалостнее по отношению к своей собственной матери.
– Это… – Мама посмотрела на меня, прикрыв глаза. Она пыталась придумать подходящий ответ. – Письмо твоего отца. – Выдумка была такой двусмысленной, что мы оба вздрогнули.
Через пять минут я был уже одет и быстро несся по лестнице. Нет, не подумайте, не за горничной. Я сам мог бы убрать в доме так, что бабушка с дедушкой ничего бы не заподозрили, но вот мамино состояние… самостоятельно эту проблему мне бы решить не удалось.
Им нельзя было это видеть. Я не мог этого допустить. Иначе они никогда не дадут ей денег на билет в Южную Америку. Меньше, чем через три часа, они будут стоять у двери нашего дома. Они ночевали в Нью-Йорке, у своих друзей. Если бы я знал их фамилию, то позвонил бы туда и сказал, что у мамы пищевое отравление. Если она вырубится до того, как они приедут, мне ее не разбудить. А если она не заснет, и встретит их в таком виде, то это будет еще хуже.
Выбежав на улицу, я одним прыжком преодолел пять ступенек лестницы, ринулся вперед и тут же упал прямо лицом на землю – дело в том, что шнурки у меня были не завязаны. Пожарный грузовик медленно заезжал внутрь гаража.
– Эй, Финн! – закричал мужик, который останавливал движение, чтобы машина могла заехать в пожарную часть. – Ты куда бежишь?
– Маме нужна одна вещь. – У меня в кармане лежали шестьдесят долларов, предназначенные для покупки ботинок, рекламу которых я видел на задней обложке охотничьего журнала. В такой обуви никакие змеи не страшны. Впрочем, ямкоголовая гадюка – это всего одна из зловещих перспектив, поджидающих тех, кто водит дружбу с яномамо. Но если мама не поможет мне сегодня, то у меня никогда не появится шанса быть укушенным змеей.
– Слушай, Финн, сегодня у нас вечер имени Мясного Рулета. – Пару раз в месяц этот пожарник приглашал меня на ужин. Ему было меня жаль. Когда нервничаешь, шнурки на ботинках никак не желают завязываться.
– Может, и свою хорошенькую мамулю приведешь? – Она и правда была хорошенькой, и я знал, что они просто шутят, но не смог придумать более достойного ответа, чем «Да пошел ты».
– Да ты что, парень, обиделся, что ли? – прокричал он, когда я понесся дальше.
Я мчался в одну маленькую пивнушку на углу Секонд-стрит и авеню А. Один парень, которому я разрешал списывать свои задания по геометрии, говорил, что в этом баре можно купить все, что угодно. Он трижды оставался на второй год, и в него дважды стреляли. Мой приятель дал мне потрогать пулю тридцать второго калибра, которая легко прощупывалась через кожу между третьим и четвертым ребром. Он не был похож на человека, который станет врать о таких вещах. По крайней мере, надеюсь, что это не так.
Эта часть района Ист-Виллидж не была в то время окраиной, и там было очень опасно находиться. На Третьей авеню было спокойно, особенно в том районе, который контролировали «Ангелы ада», но мне нужно было свернуть по направлению к Хьюстону, чтобы избежать встречи с бандой, члены которой называли себя «Лос Локос». Они и правда были сумасшедшими. И еще у них были питбули.
У меня все было продумано. Не подумайте, что я собирался купить грамм кокаина, а потом вручить его ей лично. Нужно было положить его ей в сумочку, когда она отвернется, а потом предложить ей проверить ее еще раз, чтобы узнать, не затерялось ли в ней письмо от моего папы. Я пытался убедить себя в том, что начну орать на нее, требуя покончить с кокаином, когда бабушка с дедушкой уйдут, хотя, вообще-то, и сам знал, что ни черта подобного делать не буду.
Забегаловка называлась «У Сэмми». Она была скорее похожа на закусочную, в которой продают сэндвичи, за исключением того, что сидеть можно было и у барной стойки у окна, а на полках было не так уж много снеди. У кассы сидел ротвейлер, а рядом – его хозяин. У обоих было одинаковое выражение лица. Последний потягивал через трубочку коктейль. Я вспотел и запыхался.
– От кого бежишь?
– Ни от кого.
– Зачем пришел?
– Хочу купить кое-что… – Я услышал, как кто-то втягивает носом воздух в углу заведения. Какой-то мужик в деловом костюме, который выглядел так, будто он раньше работал на Уолл-стрит, пока его не укусил вампир, высморкался, глядя прямо на меня. Потом чихнул два раза и выругался.
– Ап-чхи… Черт! А-а-п-чхи… Черт! – Он чихал, прикрывая рот рукой. Во второй раз из ноздри у него вылетела длинная сопля и приземлилась прямо на морде ротвейлера. Собака зарычала. Этот мужик напомнил мне одного человека племени яномамо, которого я видел на фотографии. Он только что засунул в нос хорошую понюшку энеббе. Когда они нанюхаются наркотиков, то всегда видят своих богов. Интересно, что же он видел? Что видела мама? Мысли о «жестоких людях» сделали место не таким пугающим.
– Я хочу купить… – Мне не нужно было повторять два раза. Даже собака знала, зачем я здесь.
– Esta detras de los «Лаки Чармс».
2
– «Лаки Чармс»? – Я сделал вид, что прекрасно понимаю, о чем идет речь, и пошел туда, куда он указывал.