Золотой слиток цвета масла попал в Баден-Баден, откуда его увезли в Больцано с тайным расчетом выкупить еврейскую девочку-сироту, чей отец был законный арийский солдат, а мать, повариха из Во-ле-Виконт, – незаконнорожденная полукровка. Интересно, кто-нибудь подносил к лицу этой девочки брусок крестьянского масла?
5. Комендант-Шехерезада
Комендант лагеря в Сесновакии был большим поклонником Шехерезады. В его лагере действовал принцип: развлекай меня каждый день и тебе будет сохранена жизнь. А не развеешь мою скуку – тебя бросят в выгребную яму или сторожевым собакам, швырнут под поезд или на колючую проволоку, через которую пропущен ток. Комендант был изобретателен по части наказаний. Только «принцип Шехерезады» здесь, по сути, не действовал, и лагерные рассказчики оставались невостребованными. Дело в том, что комендант, немец чешских кровей, был ксенофобом и сознательно не изучал иностранные языки, подопечные же его были в основном поляки, русские, гости с Балкан, цыгане и сколько-то там голландцев. Правда, под юрисдикцией коменданта находились трое немецкоговорящих гомосексуалистов из Австрии, но один из них был немой, а значит, не самый лучший рассказчик. «Принцип Шехерезады» применительно к этому лагерю работал немного иначе: позабавь меня песенкой или танцем, стишком или стриптизом, непристойной выходкой или жестоким обращением с другим заключенным, и еще день жизни тебе гарантирован. У человека всегда найдется в запасе какой-нибудь нехитрый трюк, пусть даже рассчитанный на ребенка. Скорчить рожу, ритмично попукать, рассортировать вишневые косточки пальцами ног, прочитать молитву задом наперед, пожонглировать молочными бутылками, посвистеть носом, спеть фальцетом, покричать ослом, показать карточный фокус, покрутить блюдце или быстро назвать десяток цифр, кратных трем. Подобные трюки, не требующие особых приспособлений, пользовались в лагере большим успехом. Ну а тех, чей репертуар не позволял им веселить коменданта день за днем, ставили к стенке, точнее, к «колючке», разве что в последний момент они показывали что-нибудь новенькое. Этим «новеньким» было золотишко. Откуда оно вдруг бралось в зоне, остается загадкой. Когда человек отчаянно хочет проспать хотя бы еще одну ночь в стылом бараке, на грязных деревянных нарах, без одеяла, зато с полчищем вшей, из-за которых придется раздирать себя ногтями до костей, поразительно, на какие чудеса он становится способен.
Осознав, что среди гостей его исправительного заведения немало таких иллюзионистов, комендант позволил тем, кого бог обделил талантами, откупаться золотом. Понятно, что вместе с его аппетитами росло давление на заключенных, а садизм начальства приобретал все более изощренные формы. Гости исправительного заведения, чтобы откупиться, тоже становились изобретательнее и озлобленнее. Ради лишнего дня в этом раю на севере Польши они без зазрения совести топили друг друга. Одно колечко за день. Два колечка за день. Пять колечек за день.
Поисковые группы, перекопавшие выгребные ямы в соседней деревне с одинокой заброшенной церковью и сапожной мастерской, преподнесли коменданту приятный сюрприз – крошечную золотую коронку. Потом из женского барака понесли разные сокровища. Суровые лагерные законы заметно помягчели. Уже и охранники не могли себя чувствовать в полной безопасности. С легкой руки коменданта заключенным было позволено обчищать своих тюремщиков. Комендант богател на глазах. Половину своего состояния он положил в «Дойче банк», а вторую половину – в тот банк, где не задают лишних вопросов: в черный чемодан под кроватью.
Немой гомосексуалист из Австрии отрабатывал свой «шехерезадный» долг непристойными трюками. Как артист-импровизатор он был силен. Свои трюки показывал с неподвижным лицом, и у тех, кто сомневался в его немоте, это вызывало еще большие подозрения. У австрияка было золотое кольцо, но носил он его не на пальце, а в другом месте. Однажды оно оттуда выпало и со звоном запрыгало по бетонному полу баньки, где комендант и его дружки-приятели собрались на свои обычные посиделки со свечами и куда одна за другой приглашались «Шехерезады» – поделиться золотишком, а заодно согреть баньку своим теплым дыханием. В исправительно-трудовом лагере ничто не пропадало даром. Когда упавшее колечко отзвенело на бетонном полу, все присутствующие как с цепи сорвались: и комендант, чья алчность уже не знала границ, и заключенные, не выполнившие дневную квоту по золоту, и, конечно, немой австриец. До сих пор комендант и его золотодобытчики проявляли жестокость, какую редко встретишь за пределами ада, но артист-австрияк превзошел их всех. В этом обручальном кольце была вся его жизнь. Он вырвал из стены кусок трубы и загнал ее коменданту в глотку, так что тот, по иронии судьбы, прежде чем загнуться, онемел, как и он сам. Через шесть минут австрияк и еще сорок девять приглашенных были зарезаны, как свиньи. Обручальное колечко так и не нашли.
Золото коменданта в «Дойче банке» лежало в сохранности, а вот золото из чемодана вскоре похитили. В грубом мешке из-под цемента оно проделало путь до Варшавы, а оттуда до Вены уже в бронированном автомобиле. Полгода оно оставалось в квартире одного слепца, а в сентябре сорок третьего его переплавили, после чего большой сияющий золотой слиток с клеймом «Май 1939», которое должно было ввести в заблуждение чрезмерно любопытных, перевезли в Кёльн, а затем в Баден-Баден, где главным гестаповским казначеем земель Баден-Вюртенберг был Карл Хайнц Броклер. Там слиток находился практически до конца войны. Если быть совсем точным, его извлек из банковских подвалов 4 мая сорок пятого года капрал Гельферле по приказу сержанта Ганса Доппельманна, который выполнял директивы свояка Карла Хайнца Броклера – лейтенанта Густава Ивана Харпша, которому позарез нужен был этот и еще девяносто девять золотых слитков, томившихся в подвалах в ожидании хоть каких-нибудь событий. Всякое золото имеет будущее и терпеливо ждет очередной трансформации. Девяносто девять слитков были плотно и аккуратно уложены в два прочных чемодана из черной кожи. Большая часть этих слитков благополучно доехала до Больцано в Северной Италии, города, чьи жители не способны приготовить настоящие спагетти даже для спасения своей жизни или хотя бы своих кошельков, не говоря уже о репутации.
6. Накидка с желтыми звездами
Еврейский писатель, известный своим зверским аппетитом в отношении молоденьких женщин, прослышал о том, что Гейдрих, вдохновленный Геббельсом, пришел к Гитлеру с предложением: всех евреев надо обязать носить на одежде желтую звезду Давида. Писатель позвонил своему дяде, портному в Вавилонсбурге, и заказал женскую накидку с множеством желтых звезд – не для себя, для своей любовницы, черной певички из Чикаго Греты Найроби, которая тогда выступала в «Сказках Гофмана» Оффенбаха в Берлинской опере. Грета отказалась носить накидку с желтыми звездами публично, посчитав, что это было бы чрезмерным вызовом, однако не раз выходила в ней на сцену кабаре, чтобы спеть провокационную песенку под стать накидке. Слова для этой песенки еврейский писатель позаимствовал из известного источника, но кое-что изменил с учетом новых обстоятельств:
Мигай, мигай нам, желтая звезда,
Сияй из ниоткуда в никуда.
С тобой ночной Берлин опять воскрес:
