Я покраснел и отвернулся к окну. Если не вышел ростом, дипломатию осваиваешь быстро, — не хуже, чем в министерстве иностранных дел США, Но с этого момента я точно знал, что кое-что пан Кука от меня намеренно скрыл.
Водитель вдруг оторвался от зеркала заднего вида, убрал пинцет в небольшой черный футляр, извлек из него же ключ и вставил в зажигание.
Сначала мне показалось, что заработала целая фабрика. Потом на первой передаче автобус медленно объехал всю площадь автовокзала — отчего все, кто в радиусе километра от нас еще спал, вне всякого сомнения, проснулись. Правда, когда через полчаса мы выехали на шоссе, мотор стал работать гораздо тише. Таблички на обочине теперь сообщали нам преимущественно смешные названия местечек, которыми так богата наша страна.
Я с облегчением вздохнул. Мне просто повезло, что родители не пошли меня провожать. Стоило им увидеть этот «холодильник» на колесах, и мое путешествие закончилось бы, не успев начаться.
Вообще-то мои родители — самые безобидные люди на свете. Отец сидит по вечерам в плетеном кресле и читает газету, а мать где-нибудь рядом перебирает своими спицами. Так, год за годом, течет их семейная жизнь, и они никому не сделали ничего плохого. Когда я сообщил им, что хочу поехать в Вену, причем самостоятельно, отец отложил газету, а мать замерла, уставившись в самую середину только что связанной розочки. С того вечера и до моего отъезда не было ни дня, когда они не пытались бы меня отговорить.
Отец умело целился в самое слабое место.
— Мы беспокоимся о тебе, — говорил он, — впрочем, это не так уж важно, но ты подумай: денег тебе едва ли хватит и на неделю. А здесь на те же самые деньги ты можешь жить, как барон, целых две.
— Я стану изо всех сил экономить, — отвечал я, — и найду работу. Я так и хотел с самого начала.
Тут мой отец демонстративно подносил ладонь к уху, делая вид, что не расслышал:
— Что-что? Когда я в прошлое Рождество посоветовал тебе открыть накопительный счет, чтобы «сэкономить» на собственный дом, тебе пришлось заглянуть в словарь, чтобы понять, о чем я толкую. А работал ты, насколько мне известно, всего один раз в жизни.
В этом месте, самое позднее, в разговор вступала мать, приводя возражения чисто практического характера:
— Ты хоть подумал, где будешь ночевать? Нельзя же ехать в чужую страну просто так, не обращаясь в турфирму, которая позаботится о твоем ночлеге.
— Пан Кука посоветовал мне гостиницу. Она называется «Четыре времени года». Конечно, гостиница не роскошная, но уж точно лучше, чем большинство наших.
Тут отец складывал газету, шурша страницами, и переводил взгляд на мать:
— Так я и знал, что сам он не мог до этого додуматься. Алкоголик его с толку сбил. Что он там еще тебе насоветовал?
— Рассказал, как подешевле добраться, дал пару советов, как себя вести на Западе. А на прощание даже подарил мне талисман.
— Похоже, придется серьезно с ним поговорить, — сказал отец.
А мама добавила:
— Твой пан Кука ни разу в жизни не сказал правды. Его вторая жена только через три года узнала, что он так и не развелся с первой.
Отец, чувствуя, что разговор отклоняется от темы, вернулся к сути:
— Даже если тебе удастся найти работу и гостиница «Четыре времени года» действительно существует, случиться с тобой может все, что угодно. Жизнь на Западе — вовсе не сплошное мороженое с каруселью.
— Я не люблю мороженое, а на карусели катался в последний раз десять лет назад.
— Ты прекрасно понимаешь, что имеет в виду отец, — сказала мама. — Просто мы не можем понять, почему, впервые отправляясь в самостоятельное путешествие, нужно непременно ехать за тысячу километров от дома: отпуск можно было бы провести, не выезжая из страны.
— Каникулы. У меня каникулы, а не отпуск, — по какой-то непонятной причине я терпеть не могу слова «отпуск». — А до Вены отсюда меньше семисот километров.
— Не надо ловить меня на слове, малыш. Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Почему бы для начала не съездить в Гданьск, или в Краков, или просто в летний лагерь вместе с друзьями?
— Все мои друзья в этом году поехали в Германию или Швецию. А мне чего ждать? Того и гляди, окажешься в кресле-качалке с вязальными спицами в руках или, того хуже, проснешься однажды утром, а ты уже покойник…
С моей стороны это было очень резко. Но родители казались слишком расстроенными, чтобы обращать внимание на грубость.
И так каждый день. Потом мать снова вцеплялась в спицы, а отец углублялся в газету. Но когда они все-таки осознали, что отговорить меня не удастся, они вдруг растрогали меня до слез — до сих пор ком стоит в горле.
Вечером перед моим отъездом отец вошел ко мне в комнату и положил на кровать конверт. Там была тысяча шиллингов — на первые дни в Вене. Половина его зарплаты. Обычно не склонный к проявлению отцовских нежностей, он положил руку мне на плечо и сказал:
— Когда доберешься, пошли матери открытку с собором Святого Стефана. Это ее порадует.
Потом он встал и как-то странно уставился в пол, будто что-то потерял.
А я смотрел в окно автобуса: мимо проплывала моя страна. Дома медленно росли, потом на какой-то момент замирали и снова исчезали вдали. В небе уже появились звезды, а из лесов ветер доносил теплый запах смолы. Нигде леса не пахнут так, как у нас. Вдруг прямо в мое окно стукнулся ночной мотылек. Он застрял в оконной щели и погиб. Но его крылышки долго еще трепетали на ветру, словно он все еще жив. Внезапно я ощутил прилив счастья. Теперь я за все отвечаю сам.
3
Приключения начались раньше, чем я ожидал. До Вены еще ехать и ехать. Около девяти утра, когда до австрийской границы оставалось несколько километров, я очнулся от дремы и заметил, что место, где прежде сидел Арнольд, пустует. Его самого я вскоре засек в самом конце автобуса, причем за очень странным занятием. Он стоял на коленях посреди прохода и тихонько откручивал что-то в полу. Потом сдвинул в сторону одну из панелей и принялся быстро запихивать внутрь тайника содержимое своих сумок. Оказалось, он везет с собой по меньшей мере годовой запас водки и сигарет, достаточный для небольшого городка. Блок за блоком засовывал он в люк сигареты, а потом аккуратно выкладывал сверху бутылки. Все остальные еще спали, и, кроме меня и водителя, никто его манипуляций не видел. Водитель наблюдал за процессом в зеркало заднего вида и даже немного сбросил скорость, чтобы Арнольд успел все как следует спрятать. Это заняло не более пяти минут. Потом Арнольд прикрутил панель на место и вернулся туда, где сидел. Вскоре стали просыпаться остальные, и все повторялось снова и снова, хотя и чуть-чуть иначе. Вытащив из сумок сигареты, они засовывали их под сиденья или прятали в небольшом желобке над багажной полкой.
Оказалось, что всем, кроме меня, в этом автобусе есть что прятать. Это контрабандисткое безумие не обошло стороной даже мою соседку. Она вытащила из сумки блок сигарет «ким» и сунула себе под задницу. И села сверху, как курица на яйца. При этом она, похоже, не сомневалась, что это самое надежное место на земле. Поймав мой взгляд, она покраснела и, пожав плечами, сказала:
