Заболевшая преподаватель русского языка и литературы попросила Готова провести урок. Учитель с неохотой принял предложение и записал «больную» в блокнот как должницу.
Функция Готова состояла в том, чтобы написать на доске темы сочинений, проконтролировать порядок в классе и собрать работы.
— Доброе утро, ребята, — поприветствовал Готов 8-й «А». — Конечно же, вы ошиблись. Сейчас будет не история, а именно литература. Мало того: сочинение. Людмила Николаевна заболела и со слезами на глазах выклянчила мое присутствие в этом неуютном классе. Согласитесь, в кабинете истории круче…
— А на какую тему будет сочинение? — спросил Алексеев Алеша.
— Ты чего перебиваешь? Жить надоело? Родители напрасно полагают, что ты сегодня вернешься из школы, — разозлился учитель.
— Да будь ты хоть сын президента эр эф.
Готов показал Алексееву средний палец.
— Тем сочинения будет несколько. Выбирайте любую, но учтите, чтобы получить на балл выше, рекомендую последнюю.
Почему Л. Толстой не стал писать роман-эпопею «Война и мир»?
Я и Пушкин: сравнение.
В чем заключалась ошибка Н. Некрасова?
Класс возмутился: и как это писать?.. кому какое дело сколько мои предки зарабатывают?.. что такое турбулентные?..
— Тишина в классе! Время идет, пишите. Вам оценки нужны или что? Кто раскроет тему о заработке своих родителей, как обещал — на балл выше.
Ученики послушно зашелестели заранее приготовленными двойными тетрадными листами. Готов задремал.
— Сдаем работы! Меня не интересует, что не успели. Надо успевать. А как мы в свое время? Что Алексеев написал? Почитаем, кто твой папа. Ах да, забыл сказать. Сочинения не я буду проверять, а Людмила Николаевна. Берегитесь ребята, я вам не завидую.
В библиотеке
В читальном зале школьной библиотеки несколько школьников листали подшивки журналов. Библиотекарь Оксана Леонидовна Нагибина заполняла формуляр. Один из школьников нервно хихикнул, обнаружив в журнале фотографию полураздетой женщины.
Войдя, Готов без лишних церемоний громко спросил библиотекаршу:
— Оксана Леонидовна, у меня к Вам серьезное дело.
— Слушаю, — не отрываясь от писанины, сказала Нагибина.
— Вы не поняли, дело серьезное.
Женщина медленно подняла голову, на толстом лице читалось равнодушие и снисходительность.
Готову подобное обращение показалось вызывающим, но он решил попридержать эмоции, решил, что не стоит трепать нервы из-за маленького человечка с завышенной самооценкой.
— Мне нужны книги, — сказал он.
— Какие?
— Разные.
— У нас все книги разные.
Словно разряд электрического тока, нервозность прошла по телу учителя. Но и на этот раз Готов совладал с собой.
Он сделал глубокий вдох и сквозь зубы произнес:
— «Майн Кампф» Гитлера и еще что-нибудь по оккультизму.
— Это вам еще зачем?
— Надо.
— Ничего такого нет.
Готов подошел к столу с подшивками, полистал последний номер «Советской России» и задумчиво произнес:
— Никогда не понимал библиотекарей. Как собаки на сене: ни себе, ни людям. Жалко, что ли?
Нагибина опять уткнулась в заполнение формуляра и только буркнула:
— Сказала, нет такого, значит, нет.
Готов слегка повысил голос:
— Оксана Леонидовна, у Вас как голова… все там нормально работает? У Вас вообще высшее образование? Мне для работы книги нужны. Неужели это как-то комментировать надо?
Школьники оторвались от чтения и с нетерпением ждали продолжения зарождающегося конфликта.
— Вы здесь не кричите, — невозмутимо сказала Нагибина, — не на базаре, а в библиотеке. Сказано, нет таких книг. Идите в городскую…
Прервав ее советы, Готов закричал:
— Обыскать?! Мне обыскать?! Я без всякого ордера, без всякой санкции! Оксана Леонидовна, матушка, я последний раз прошу «Майн Кампф» и что-нибудь по оккультизму. В других школах почему-то все есть, только эта какая-то юродивая, — он подошел к стеллажу и стал перебирать книги руками. — Ой, дерьма-то сколько… так, что это у нас… Аркадий Гайдар. Ну-ну… Кто вообще это читает? О, а это что?! «Рассказы о коммунистах», «Рассказы о партизанах»… так… интересно, посмотрим тираж вот у этого фолианта… У-у-у, 1 500 000 экземпляров. Уму можно даться. А за весь период советской власти сколько таких книг? Вот она, советская литература. Какой-нибудь дебил из союза писателей, графоман, настрочит про коммунистов всё, что спьяну в голову пришло, а его за это миллионными тиражами. Тьфу… Ну, кого, скажите, из советских писателей можно писателем назвать? Фадеева? А что он, собственно, написал такого? Тысячи никому не известных авторов, безликих бумагомарак. Я не имею в виду великих… Алексея Толстого, Пастернака, Мандельштама… Но разве они великие? Они русские. Российские, если хотите. Солженицын, Бродский попытались советскую литературу из говна вытащить, так ведь житья не дали… Смотреть страшно. Не библиотека, а склад макулатуры.
Положив на полку детскую книжку с изображенным на ней оленем, Готов повернулся к Нагибиной. Библиотекарша жевала печенье и, хлопая глазами, смотрела на Готова.
— Да Вы просто непробиваемы, — сказал он, всплеснув руками, — и, наверняка, фригидны. Последний раз спрашиваю, дадите книги?
Нагибина отрицательно помотала головой, взяла из пакета курабье и откусила.
Готов толкнул один стеллаж на другой, и остальные, по принципу домино, опрокинулись на пол. Вышел из библиотеки.
Школьники учтиво бросились собирать разбросанные книги, а Нагибина, на ходу доедая печенье, отправилась жаловаться директору.
Новенький
Готов привел в класс новенького:
— Ребята, познакомьтесь, это Рустам Хамидов. Будет учиться в вашем классе. Он приехал к нам с Кавказа. Они с семьей беженцы. Садись, Рустам, рядом с этой девочкой. Шишкова, подвинься… Вы не смотрите, что он немного черен. Непохожий на тебя, непохожий на меня, просто так прохожий, парень темнокожий.
