Он шел теперь по следам женщины с пуделем, приближаясь к строению барачного типа. Если не считать нескольких стеклянных блоков под самой кровлей, окон в нем не было, только широкая рельефная стальная дверь. Тихое гудение генераторов, дребезжанье погнутых лопастей вентиляционных установок и напрасные поиски хоть какой-то фирменной таблички. Но в полукруглой пристройке, похожей на будку привратника, за зелеными занавесками горел свет, и он постучал в дверь.
Залаяла собака, и что-то деревянное, может метла на палке, грохнулось на пол.
— Закрыто! — крикнул женский голос. — Никого нет!
Де Лоо постучал еще раз, собака залаяла громче, и вскоре он услышал шарканье ног в «дутиках» и отступил на шаг назад, в снег. Ворчливое старческое бормотанье, звяканье ключей в замке, и женщина, чуть приоткрыв дверь, на небольшую щелку, посмотрела на него подслеповатыми глазами.
— Только после семи, черт побери! — Она все еще была в шапке, правда, уже в очках, и тут же сунула в карман своего синего нейлонового халата надкусанный бутерброд. — Ах, это опять вы. А здесь-то вам что нужно?
Он взглянул на адрес.
— Я ищу фабрику-кухню… Поль. Здесь, собственно, сказано…
Ксанф протиснулся мимо ног своей хозяйки, подбежал к Де Лоо и начал радостно прыгать вокруг него, словно они были старые, давно не видевшиеся друзья.
— Вот это да! — сказала она и сняла очки. — Что это с ним? Похоже, он под конец совсем спятил. Обычно он такого не делает… Фабрика-кухня Поль? Да, это мы.
Маленькая конторка, умывальник под овальным зеркалом, кактусы и поникший плющ в кадке. Рядом с распятием на стене календарь фирмы, выпускающей майонез.
— Вы можете сесть в кресло, — сказала женщина и показала в угол. — Там вы не будете мне мешать, пока я буду натирать полы. Но перед тем как будет семь, вам придется выйти за дверь, чтоб вы это знали и чтоб между нами все было ясно. Я не должна никого впускать сюда, я всего лишь уборщица. Но при таком холоде… Или, может, вы вовсе не из-за работы сюда пришли? — Она подняла руку к шапке, высвободила одно ухо. — Как? Вообще-то тут брать нечего, это я вам сразу скажу. Только одни счета. Правда, вот у меня в кармане есть две булочки. И не думайте, что Ксанф такой ласковый. Он и укусить может, если понадобится!
Де Лоо почесал собаку за ухом, и та разлеглась перед ним на спине, подставив живот.
— Да все в порядке, — сказал он. — Не волнуйтесь. Я ищу работу.
Женщина кивнула, успокоившись, взяла пластиковую бутылку и побрызгала на зеленый линолеум жидкостью молочного цвета.
— Эта натирка пола каждую среду, скажу я вам, то еще дело. И она никогда не бывает довольна, эта женщина. Повсюду видит разводы и полосы. Там угол не до конца натерт, а тут блестит меньше, чем там, и так далее и тому подобное. Вы еще с ней хлебнете. «Луиза», — гнусавит она вечно недовольно… Она, между прочим, единственный человек, кто называет меня Луизой. Меня, собственно, зовут Луиза Бёр, но все кличут меня «морковкой». Или «старушкой». Вы тоже так можете. «Луиза, я думаю, вам нужны новые очки!» Какая чушь! Это уже третьи, которые я в этом месяце примеряю. Нашего привратника, господина Каспара. В самый раз и идут мне, да? И нижняя часть стекол почти то, что мне надо… Так что, если вы меня спросите, я отвечу: ненависть чистой воды. Она уже давно бы выгнала меня, если бы не наш шеф. Тот меня, конечно, любит. Он всегда на моей стороне, потому что я работаю здесь дольше, чем он. Попробуйте отгадать, сколько лет я здесь работаю?
— Сорок? — спросил Де Лоо.
— Черт побери! Откуда вам это известно? Точно! И именно поэтому наш шеф хранит мне верность. Он очень следит за порядком, сами увидите. Конечно, и строгость проявляет, а как же, он ведь шеф! Все как надо. Вот только она… У нее заскок с тех пор, как флигель сгорел. Он наш был, понимаете? Внизу была кухня, склад и гаражи, а наверху квартиры, и моя тоже. Короткое замыкание, раз, и ничего больше нет.
Пока она говорила, она натерла пол до задней стены конторки, где находилась дверь с надписью «Просьба дверью не хлопать!». Рядом с ней трехметровой ширины окно, через которое была видна часть темной кухни, вытяжной колпак, белая кафельная стена, магнитная планка для ножей. Женщина прислонила щетку к умывальнику, нагнулась, уперлась обеими руками в колени. Из-под халата выглядывали тренировочные штаны.
— Нет, вы только посмотрите, что вытворяет этот дурацкий пол. Ну откуда берутся эти серые разводы и круги? А все новомодные средства! Вы думаете, эта ерунда будет блестеть?
Де Лоо протянул руку к письменному столу, взял желтую бутылку и прочитал этикетку.
— Да вряд ли, — сказал он. — Это ведь чистящее средство для металлической мойки. С лимонным запахом.
Женщина взялась рукой за подбородок.
— В самом деле? Боже мой, проклятые очки, что же мне теперь делать? Как же быть? А смыть это можно? Уже почти семь, и шеф-повар, я хочу сказать…
Она вытащила из кармана халата ключ, открыла узкий шкафчик и начала там беспорядочно шарить — щетки, тюбики и совок с грохотом полетели на пол. Она подносила обеими руками различные бутылочки близко к глазам и водила кончиком носа по этикеткам. То, что она бросала назад в шкафчик, снова вываливалось оттуда, и в конце концов ей пришлось опуститься на корточки, чтобы собрать с пола мокрой губкой следы просыпавшихся порошков. Де Лоо снял куртку.
— Подождите, так ничего не получится…
Он взял ведро, стоявшее под умывальником, наполнил его теплой водой, вытащил из шкафа чистую половую тряпку, намотал ее на швабру и принялся собирать грязь с пола.
— Черт побери! — Женщина ухватилась рукой за стул и поднялась с колен. — Ловко у вас получается. Холостяк? Сразу видать. Так холостяк или нет? Хватку-то сразу видно. Picobello![9]Я только путаюсь у вас под ногами, я вижу. Куда бы мне убраться? На письменный стол, что ли, влезть? Да, я, пожалуй, сяду на него.
Де Лоо тем временем с легкостью управился с крошечным помещением. Он вылил воду, выжал тряпку, потом разбрызгал по полу зигзагообразными движениями средство для натирки пола, равномерно распределив его по всей площади. Вскоре на темно-зеленом фоне появилось отражение четырех ножек клубного кресла, бамбуковое основание кадки комнатного растения тоже уже отбрасывало круг, а пудель на половичке у двери, страшно удивившись, обнюхал свой портрет на линолеуме.
Старушка взглянула на свои часики и, довольная, заболтала ногами.
— Дружище! Прима! Эдак я еще успею… — Она извлекла из кармана халата свой бутерброд и откусила кусочек. — Самое главное — углы. И еще она каждый раз особо въедливо проверяет щели между шкафами с папками.
Во двор въехала машина, за тонкими занавесками погасли огни фар. Огромная масса холодного воздуха ворвалась в помещение, как только открыли дверь. Человек на пороге был одет в короткое замшевое пальто с каракулевым воротником, темно-русые волосы тщательно зачесаны назад. Мощные плечи, покрасневшие руки, обручальное кольцо на пальце. Губы крепко сжаты, но высоко поднятые и сдвинутые к переносице брови придавали лицу особую эмоциональную выразительность, сквозь которую проглядывала озабоченность.
