Более того, Вильгельм и сам знал, что вторжение можно осуществить малой кровью. Король Эдуард был женат на дочери одного из воинственных англосаксонских эрлов, но, поскольку дал обет целомудрия, прямого наследника не имел. Эдуард приходился кузеном отцу Вильгельма, так что теоретически Вильгельм имел права на английский престол. К тому же Эдуард был в долгу перед Нормандией, которая предоставила ему убежище в период датского правления. И точно так же, как бритты, пожившие во Франции, возвращаются домой с любовью к полусырым стейкам и непастеризованным сырам, Эдуард питал слабость ко всему нормандскому и даже окружил себя придворными-нормандцами. В общем, складывалась ситуация, которой амбициозный Вильгельм просто не мог не воспользоваться.
Вильгельм, как и положено, отправился с визитом к своему кузену, королю Эдуарду, и, по свидетельству нормандских летописцев, в ходе поездки утвердился в своих намерениях относительно Англии. «Когда Вильгельм увидел, какая это цветущая и благодатная земля, он понял, что хочет стать ее королем». Да, добавил бы циник, цветущая, благодатная, с несметными сокровищами, бескрайними пашнями, к тому же населенная зажиточными налогоплательщиками.
Именно во время этого государственного визита Эдуард, как полагают, и назначил молодого нормандца своим официальным преемником. И если вы посетите бывший монастырь в Байё, где по сей день хранится знаменитый ковер, то вам будет заявлено в категоричной форме, что именно так все и обстояло: Вильгельм был единственным законным претендентом на корону Эдуарда, потому что сам Эдуард сказал об этом.
Эту точку зрения впервые зафиксировал в 1070 году хронист Вильгельм из Пуатье, друг Завоевателя; правда, его свидетельства так же надежны, как биография Чингисхана, выпущенная монгольским издательством. Но именно эту версию событий навязывают нам современные нормандцы из Байё.
Однако это фальшивка, поскольку, согласно англосаксонскому законодательству одиннадцатого века, наследник английского престола должен быть одобрен «советом витанов», известным как Витангемот, куда помимо короля входили высшее духовенство и светская знать. Эдуард не имел права просто передать свою корону. Его обещание, если оно действительно имело место, возможно, было частью сделки: он, безусловно, хотел заручиться поддержкой Вильгельма на случай, если придется вступить в войну. Эдуард, нормандец по материнской линии, не мог похвастаться популярностью среди своих англосаксонских подданных. Он привез с собой из Нормандии не только нормандских придворных, но и шерифов, которых поставил на руководство отдельными областями Англии. Мало того, что эти иностранцы не говорили на англосаксонском языке, так они еще и понятия не имели о местных традициях. Англосаксонские эрлы, которые управляли обширными сельскими территориями, возмущались присутствием этих иностранных законодателей да к тому же еще враждовали друг с другом в борьбе за трон.
Самый могущественный из эрлов, Годвин из Уэссекса, имел серьезные виды на монарший трон. Годвин выдал свою дочь Эдиту замуж за Эдуарда, но время шло, а они не производили на свет принцев, и, понятное дело, это бесило эрла. Поговаривали даже, что Эдуард дал обет целомудрия исключительно для того, чтобы насолить Годвину.
Годвин был ярым противником нормандцев. В 1051 году в Дувре компания нормандцев ввязалась в драку, и, будучи не такими закаленными, как англичане, в потасовках на городских улицах после закрытия пабов, ребята вышли из боя с потерями. Несколько нормандцев приказали долго жить, и король Эдуард велел Годвину наказать горожан за то, что так негостеприимно обошлись с зарубежными гостями. Годвин не только отказался — ему вообще эта драчка с нормандцами показалась забавной, — он объявил войну дружкам Эдуарда с континента. После чего повел свою армию на Лондон, где был встречен жителями как герой, и быть нормандцем в Англии вдруг стало совсем не модным.
Годвин потребовал, чтобы придворные-иностранцы отправились восвояси, и Эдуарду пришлось подчиниться. Можно себе представить несчастного Короля, одинокого в своем дворце, оставшегося без верных нормандских приятелей, умоляющего менестрелей играть «Je ne regrette rien»[10]. Неудивительно, что именно в это время в его голове родился план передачи трона Вильгельму.
Впрочем, Эдуард нашел чем утешиться. У Годвина был очаровательный молодой сын, блондин Гарольд Годвинсон, — а Эдуард любил красивых юношей. (Есть и другие версии, объясняющие его бездетность, помимо набожности.) И вот в начале 1060-х годов, очевидно забыв о данном Вильгельму обещании, Эдуард выбрал Гарольда своим новым фаворитом. Храбрый, воинственный англосакс, снискавший благоволение короля и не вызывавший негативных эмоций у Витангемота и населения, виделся все более вероятным кандидатом на английский трон.
Однако по ту сторону Ла-Манша кое-кто был этому совсем не рад…
Шаг 2. Заложник — это всего лишь гость, который не может уйти домой по собственному желанию
Для выходца из семьи, которая годами поносила нормандцев, Гарольд Годвинсон совершил весьма безрассудный поступок. В 1064 году, в сопровождении всего лишь нескольких компаньонов и охотничьих собак, он отправился в Нормандию. Это равносильно тому, как если бы Мартин Лютер Кинг посетил загородную пирушку Ку-клукс-клана. И возникает вопрос: с чего вдруг человеку из такого политически дальновидного и активного семейства взбрело в голову пойти на столь откровенную глупость?
В музее «Ковер из Байё» вам дадут один из возможных ответов. Музейные аудиоплейеры, похожие на гигантские мобильники 1980-х, оказывают неоценимую помощь в прочтении гобелена всем, кто не силен в латыни и иконографии раннего Средневековья. Историю Завоевания рассказывает англичанин с голосом старомодного диктора Би-би-си, который, по идее, должен вызвать у вас полное доверие. Вы просто не имеете морального права не верить ему, когда он говорит, что Гарольд прибыл в Нормандию с посланием от стареющего короля Эдуарда Исповедника, в котором тот подтверждает свое желание видеть преемником именно Вильгельма.
Но вы, если на мгновение снимете наушники, оборвав гипнотический голос, возможно, зададитесь вопросом, за каким дьяволом Гарольду понадобилось это делать, когда он сам считался первым претендентом на английский трон.
Называется еще один возможный мотив этого поступка. Предполагалось, что Гарольд пересек Ла-Манш, чтобы вызволить двух членов своей семьи, похищенных нормандцами в 1051 году и с тех пор удерживаемых на континенте. Конечно, это объяснение представляется куда более правдоподобным. Если бы Гарольд стал королем Англии, что непременно разозлило бы жаждущего власти Вильгельма, двум несчастным Годвинам, томящимся в нормандских застенках, пришлось бы туго.
Так что первая картина на гобелене с таким же успехом могла бы представлять Гарольда, получающего от короля Эдуарда разрешение истребовать у нормандцев выдачи заложников, а вовсе не Эдуарда, приказывающего доставить унизительное для Годвинов подтверждение права Вильгельма на английский трон.
