Слеза скатилась по щеке Матахати. Он обреченно вздохнул.
— Такэдзо, если я умру, ты позаботишься об Оцу?
— Что ты болтаешь?
— Кажется, я умираю.
— Если кажется, то и вправду умрешь, — отрезал Такэдзо. Матахати, конечно, очень слаб, но неужели он не может поддержать друга хотя бы морально? — Возьми себя в руки, Матахати, не будь нытиком.
— Мать-то найдет, на кого опереться, но Оцу совсем одна. Она всегда была одинокой. Так жаль ее. Обещай, что позаботишься о ней, когда я умру.
— Перестань хныкать. От расстройства желудка еще никто не умирал. Рано или поздно мы набредем на какой-нибудь дом, и тогда я уложу тебя в постель, дам лекарство. А теперь прекрати причитать.
Чуть дальше они наткнулись на место, заваленное таким множеством трупов, словно уложили целую армию. Они уже равнодушно смотрели на них, привыкнув к крови. Холодным взором окинув поле боя, они остановились отдохнуть.
Пока они переводили дыхание, какое-то движение среди трупов привлекло их внимание. Они инстинктивно пригнулись и стали напряженно всматриваться в темноту. Что-то мелькнуло впереди, словно пробежал вспугнутый кролик. Присмотревшись, они увидели, что кто-то сидит согнувшись, пытаясь спрятаться. Решив, что это какой-то одинокий самурай, друзья приготовились к схватке с ним, но к их удивлению оказалось, что это девочка, одетая в кимоно. На вид ей было лет четырнадцать. Широкий пояс-оби из золотой парчи, стягивавший ее талию, местами был залатан. Какое странное зрелище она являла собой здесь, на поле битвы! Девочка с подозрением и по-кошачьи зорко наблюдала за ними.
Такэдзо и Матахати не могли взять в толк, что делала девочка в глухую ночь среди трупов и витающих между ними привидений.
Некоторое время они молча смотрели на нее. Потом Такэдзо спросил:
— Ты кто?
Она вскочила и бросилась бежать.
— Стой! — крикнул Такэдзо. — Я только хочу спросить. Не уходи!
Девочка исчезла, как вспышка молнии. Во тьме тонко звякнул колокольчик.
— Может, привидение? — задумчиво произнес Такэдзо, тупо вглядываясь в ночной туман.
Дрожащий Матахати деланно засмеялся.
— Если они и бродят здесь, то это души убитых воинов.
— Жаль, что я ее спугнул, — сказал Такэдзо. — Неподалеку должна быть деревня. Девчонка показала бы дорогу.
Они двинулись дальше и поднялись на ближайший холм. По другую сторону холма, к югу от горы Фува, тянулось болото. Впереди, примерно в полукилометре, виднелся огонек.
Спустившись, друзья увидели, что это не простой деревенский дом. Строение было окружено толстой глиняной стеной, внушительными и грозными хотели казаться ворота, вернее остатки от них, поскольку они были очень старые и требовали починки.
Такэдзо подошел к двери и негромко постучал.
— Есть кто дома?
Не получив ответа, он постучал снова.
— Простите за беспокойство в такой час, но мой друг болен. Мы вам не помешаем. Другу нужен отдых.
За дверью послышался шепот, затем шаги.
— Вы воины, уцелевшие после битвы при Сэкигахаре? — спросил детский голос.
— Да, — ответил Такэдзо. — Мы из войска Симмэна, князя Иги.
— Немедленно уходите! Если вас здесь найдут, нам несдобровать.
— Послушайте, нам бы не хотелось вас беспокоить, но мы долго идем. Нам бы немного отдохнуть.
— Пожалуйста, уходите!
— Хорошо, уйдем, если вы настаиваете. Не найдется у вас желудочного лекарства? Другу так плохо, что мы не можем идти дальше.
— Я не знаю…
Послышались удаляющиеся шаги и позвякивание колокольчика.
Вдруг они увидели женское лицо в створке сёдзи. За ними все это время наблюдали.
— Акэми, — раздался женский голос, — впусти их! Это пешие воины. Патрули Токугавы не станут терять на них время, для них это не добыча.
Акэми открыла дверь, и женщина — ее звали Око — выслушала историю друзей. Договорились, что они будут спать в амбаре. Матахати дали пережженную магнолию, растертую в порошок, и легкий рисовый отвар с зеленым луком. После этого Матахати проспал несколько дней подряд как убитый. Такэдзо сидел на страже и лечил свои раны, промывая их сакэ.
Прошла неделя. Такэдзо и Матахати сидели в амбаре и болтали.
— Странно как-то они живут, — заметил Такэдзо.
— Меня меньше всего беспокоит, чем они занимаются. Спасибо им за то, что нас приняли.
Такэдзо разбирало любопытство.
— Мать совсем не старая, — продолжал он. — Непонятно, почему они живут в горах одни.
— Тебе не кажется, что девочка похожа на Оцу? — спросил Матахати.
— Что-то есть, но они не похожи. Просто обе хорошенькие. Чем, по-твоему, она занималась той ночью на поле среди трупов? Кажется, она их ничуть не боялась. Она у меня до сих пор перед глазами. Лицо совершенно безмятежное, как у кукол, которых делают в Киото. Жутковатая картина.
Матахати знаком приказал ему замолчать.
— Ш-ш-ш! Слышу ее колокольчик.
Акэми легко, как дятел, постучала к ним в амбар.
— Матахати, Такэдзо! — тихонько позвала она.
— Да?
— Это я!
Такэдзо впустил Акэми, принесшую поднос с лекарством и едой. Она осведомилась о здоровье гостей.
— Гораздо лучше, благодаря тебе и твоей матери.
— Она сказала, что, если вам получше, вам все равно не следует громко разговаривать и выходить из амбара.
Такэдзо ответил за двоих:
— Мы очень сожалеем, что доставляем вам столько хлопот.
— Все в порядке, но вы должны вести себя осторожно. До сих пор не поймали Исиду Мицунари и некоторых других военачальников. Здесь и мышь не проскочит, на дорогах полно людей Токугавы.
— Правда?
— Мать говорит, что, если вас найдут, нас арестуют, хотя вы простые пешие солдаты.
— Больше не издадим ни звука, — пообещал Такэдзо. — Когда Матахати будет слишком громко храпеть, я заткну ему рот одеялом.
Акэми улыбнулась.
В описываемое время друзья были в самом расцвете юности, и поэтому выздоровление шло быстро. Раны Такэдзо зажили полностью, а Матахати едва выносил добровольное заточение. Он нервно ходил по амбару, не переставая жаловался на судьбу. Он говорил, что чувствует себя сверчком, посаженным в темную мокрую щель. Такэдзо отвечал, что для лягушек и сверчков это естественные условия существования. Через некоторое время Матахати начал заглядывать в хозяйский дом, и в один прекрасный день он сообщил другу потрясающую новость.
— Каждый вечер, — многозначительно прошептал он, — вдова прихорашивается и белит лицо.