Но есть и другая сторона медали. Пока полиция обменивается свинцом с бандой наркодилеров в морро, очень может быть, что на соседнем холме как раз идут занятия в театральной студии для бедных детей под патронажем ЮНЕСКО. Или команда итальянцев-фотографов снимает серию портретов для рекламы «Бенеттона». Или проезжает караван джипов, набитых туристами, которые развлекаются напропалую в фавеле Росинья. И вдали от «пиф-паф», как говорят бразильцы, пляжи заполнены людьми, которых заботит только одно — как бы привлечь внимание продавцов пива или мороженого. Но все это не попадает в новости.
Город уже слишком взрослый, чтобы позволить себе поддаться страху, а кариоки обладают врожденным умением смотреть в лицо опасности. В то время как где-нибудь в центре проходит битва между уличными наркоторговцами и полицией, в двухстах метрах от них кто-то изучает документы шестнадцатого века в Национальной библиотеке или выискивает редкий альбом композиций босса-нова на рынке под открытым небом на руа Педру Лесса. 30 сентября 2002 года, в тот день, когда наркоторговцы превзошли дерзостью самих себя и попытались заставить магазины в Ипанеме закрыться, поэт-кариока Аниций привез свою замечательную книгу «Abaleia» («Кит») в магазины в том же самом районе. Вечер выдался прекрасный, на столе были вино и канапе, пришли все его друзья. «Поэзия — это ведь форма сопротивления, как ты думаешь?» — взволнованно сказал он мне.
А другой поэт, Эзра Паунд, на долю которого выпали более тяжелые испытания, как-то спросил о Венеции: «Чем же нам расплачиваться за такую несравненную красоту?» В Рио этот вопрос решается просто — в обмен на все это великолепие ты должен позволить себе жить полной жизнью, так чтобы кровь вскипала от волнения каждую минуту. Это один из самых захватывающих городов мира, страсти здесь бьют ключом — возможно, они немного перехлестывают через край. Так и должно быть — хотя бы потому, что нам недоступны определенные бедствия, которые свойственны повседневной жизни в более спокойных городах. Нас не тревожат вулканы, землетрясения, лавины, ураганы, торнадо, молнии, цунами и бураны. Хотя, конечно, возможность внезапного снегопада полностью исключить невозможно. Уличные часы, показывающие не только время, но и погоду, обычно добавляют к цифрам «+». Так что однажды солнечным полднем в Копакабане нам сообщили, что температура +33 °C. Очень приятно сознавать это, обливаясь потом на пляже, — но если бы минусовая температура, наличие которой все-таки предполагают все эти табло, вдруг материализовалась, она застала бы нас в плавках и бикини.
Да, в Рио нет ни взрывников-смертников, ни радикальных сепаратистов, ни молодых неонацистов, ни сексуальных извращенцев, ни мужчин, которые душат богатых старух, ни прыщавых юнцов, стреляющих в своих одноклассников, ни психопатов-снайперов или других опасных маньяков, обеспечивающих славу подвигам Скотленд-Ярда и ФБР. Если это может служить хоть каким-то утешением, здесь вообще не слишком много сумасшедших — только гангстеры. Повседневная жизнь, какой бы невероятной она ни казалась, бедна событиями. Как-то на днях мать одного моего знакомого сказала, прощаясь, что у нее встреча с ее «серийным убийцей». Мы все были в шоке, пока не поняли, что она ошиблась, имея в виду «личного тренера». Она ухитрилась их перепутать!
Но все-таки для города, общая атмосфера которого так и призывает человека расслабиться и забыть о делах: мужчины и женщины нежатся на солнце, попивая кокосовое молоко, и, овеваемые прохладным бризом с моря, насвистывают «Девушку из Ипанемы» — воздух в Рио слишком наэлектризован. Однако началось это не сегодня и не вчера. Так было с самого начала.
Наши индейцы, например, жили здесь тихо, как мышки, более тысячи лет, жизнерадостно убивали и ели друг друга и вдруг, в 1502 году, заметили на горизонте парус — это был Веспуччи. И все. Их жизнь навеки изменилась. И судьбы «первооткрывателей» — тоже.
* * *
Есть теория, что именно индейцы племени тупинамба из Гуанабары вдохновили Эразма Роттердамского на «Похвалу глупости» (1508 г.), сэра Томаса Мора — на «Утопию» (1516 г.), а Монтеня — на один из «Опытов» (знаменитый «О каннибалах», 1580 г.), немецких и голландских юристов — на трактаты по теории естественного права в семнадцатом веке и позже, в восемнадцатом, Монтескье, Дидро и Вольтера, и так вплоть до «благородного дикаря» Руссо, а оттуда до девиза Французской революции «Свобода, Равенство, Братство». Странно, но это так.
Мысль о том, что наши славные тупинамба вызвали такой философский и политический резонанс в Европе, кажется абсурдной даже кариокам. Мы больше привыкли видеть их каждый год в исполнении представителей традиционного карнавального блоку «Cacique de Ramos». Но данный тезис не покажется необоснованным, если проследить генеалогию этих книг: все они восходят к знаменитому письму Америго Веспуччи банкиру Лоренцо де Медичи, написанному в 1502 году, которое потом многие десятилетия читали и перечитывали по всей Европе. Ни одно туристическое агентство не смогло еще создать текста, равного по силе убеждения, — Веспуччи в буквальном смысле сулил райские кущи.
Представление о чем-то вроде земного отделения библейского Эдема, где никому не нужны будут для счастья писаные законы, возникло задолго до 1500 года. Беда была в том, что никто не знал, где этот Эдем находится и когда он открыт для посещения. Но с великими путешествиями пришли великие открытия и первые контакты с людьми из тропических стран. Вот он, наконец-то, Эдем, как настоящий, и даже лучше, чем тот, о котором поведано в Книге Бытия! Со слов Веспуччи, он находился в Рио. Почему?
Потому что здесь, в окружении пышной растительности, изобилующей плодами и дичью, живет милый, невинный народ, не имеющий представления о правительстве, деньгах или частной собственности, не знающий жадности, зависти или себялюбия, далекий от представления о добре и зле. И о грехе, потому что под вечным солнцем Гуанабары мужчины, женщины, дети и старики разгуливали голышом день и ночь и никому не приходило в голову осуждающе хмурить брови. И как ни странно, это были не дикие звери с покрытыми шерстью телами или третьим глазом во лбу, но приятные, общительные люди, отличавшиеся редкой физической красотой и здоровьем, которому позавидовал бы любой европеец. «Естественный человек», прямой потомок Адама, существовал в действительности, и он должен был преподать урок европейцу, изнемогающему под бременем своего так неожиданно возросшего могущества, зарождением капитализма и стремительным распространением индивидуализма — вот в чем заключалась основная идея «Утопии» Мора.
Все это подтвердили французские пираты из Нормандии и Бретани. Они начали появляться в Гуанабаре в 1504-м, два года спустя после прибытия Веспуччи, который вернулся и поведал об увиденном. Они рассказали, что не успели корабли войти в залив, как их окружили тупинамба на каноэ и приветствовали как очень важных персон. Аборигены поднимались на палубу, гладили прибывших, предлагали фрукты и подарки и даже своих женщин. Кто стал бы просить большего? Только представьте этих алчных громил, долгие месяцы обреченных проводить время в обществе себе подобных в открытом море, временами вынужденных есть даже корабельных крыс. И вдруг они оказываются там, где достаточно руку протянуть, чтобы вкусить самых экзотических лакомств. А что касается женщин, то тут и рук протягивать не надо — ухоженные, длинноволосые, пышногрудые, с упругими бедрами и крепкими задницами, уже обнаженные, они просто вешались приезжим на шею. Неудивительно, что часть моряков так и не вернулась во Францию. Они предпочли остаться здесь, в тени Сахарной головы, набрав себе столько жен, сколько были в силах удовлетворить, в изобилии зачиная детей, почитаемые за мудрецов местными жителями. Некоторые французы даже последовали примеру дикарей и завели привычку мыться ежедневно.
