Я с трудом пробиралась к цели в ночной темноте. Дворец был мне почти незнаком. Всего три дня прожила я в Виль-франше по пути в Марсель, где мне предстояло выйти замуж за второго сына французского короля. Но в конце концов я нашла кухню — она находилась на нижнем этаже рядом со столовой, где я обедала эти дни. Однако, как назло, мне никто не попадался на глаза. Кухонные помещения были пусты. Ни души. Никого, кто мог бы предложить мне что-нибудь поесть, хотя бы ломоть хлеба с копченым мясом. Копченостей у нас было полным-полно, благо жители деревень, через которые мы проезжали по пути в порт Ливорно, не скупились на скромные подношения и несли кто цыплят, кто яйца, кто ветчину… Очевидно, моя слава чревоугодницы достигла даже самых отдаленных от моего герцогства провинций.
Но той ночью за неимением лучшего я согласилась бы и на кусок простой колбасы. Оглядевшись вокруг, я заметила темный силуэт на полу. Пожоже, кто-то спал у потухшего очага. Я подошла и толкнула спящего ногой. Он пошевелился, но не проснулся. Я стала толкать его настойчивее, пока наконец не разбудила. Оказалось, это девочка. Она медленно повернулась, издав еле слышный стон. Потом встрепенулась, протерла глаза и, заметив меня, испуганно села. Со сна она поначалу меня не узнала. Когда первое удивление миновало и до нее дошло, что все происходит наяву, она поднялась на ноги и тут только поняла, кто стоит рядом с ней. На мгновение в ее глазах мелькнул страх, но она почти сразу овладела собой и широко улыбнулась. Не знаю, что за мысли пронеслись у нее в голове, но она тут же бросилась на колени и поцеловала мне ногу. Если бы не мучивший меня голод, я бы, наверное, рассмеялась. Ясно было, что девочка столь низкого происхождения никогда в жизни и представить себе не могла, что однажды окажется всего в нескольких шагах от своей повелительницы.
— Ты ведь знаешь, кто я, не так ли? — без обиняков спросила я ее. — Если ты здесь служишь, принеси мне что-нибудь поесть. Я проголодалась.
Девочка недоверчиво взглянула на меня, побежала в соседнюю комнату и вернулась с целой горой съестного. Все это она выложила на стол, и я обслуживала себя сама. В столь поздний час было не до церемоний. Пока я устраивалась за столом прямо на кухне, чтобы подкрепиться, девочка стояла у меня за спиной, не зная ни что говорить, ни что делать. Она собралась было пойти разбудить кого-нибудь из поваров и слуг, спавших в комнате неподалеку, чтобы они приготовили настоящие блюда и накрыли мне стол, как подобает, но я ее остановила.
— Оставь, — сказала я, чтобы прервать неловкое молчание. — Скажи-ка мне, как тебя зовут.
— Меня зовут Мария… госпожа герцогиня… ваше высочество… но все называют меня Тинелла, потому что я прислуживаю здесь, на кухне.[2]
— Тинелла? Какое странное имя для девочки… Сколько тебе лет?
— Двенадцать… госпожа…
Девчонка оказалась весьма шустрой. Даже до смерти напуганная моим присутствием, она не опускала глаз, когда я обращалась к ней. Взгляд у нее был живой, излучающий недоверие и любопытство. Меня удивило, что простая служанка осмеливается смотреть мне в глаза. Дамы из моей свиты всегда опускали взгляд, стоило мне заговорить с ними. Хотя я и знала, что таковы правила, предписанные этикетом, меня это чрезвычайно раздражало. Смотреть мне прямо в глаза считалось возмутительной дерзостью. Ни у кого из моих придворных не хватило бы на это духу. Но эта девочка понятия не имела об этикете. Она и не подозревала, что не принято смотреть прямо в глаза своей госпоже, как обычному человеку.
В добром расположении духа я встала из-за стола, чтобы удалиться в свои покои. Если слуги заметят мое отсутствие, непременно поднимут тревогу и начнется светопреставление.
— Что ж, Тинелла, еще увидимся, — сказала я на прощанье.
И вышла, не дожидаясь ответа. Тинелла еще долго оставалась на грани между сном и явью и все никак не могла осознать, что в эту осеннюю ночь с ней беседовала наедине принцесса Медичи, герцогиня Урбино, племянница двух пап, которую предстоящий брак сделает невесткой французского короля. Если бы Тинелла была обучена грамоте, она бы тотчас написала об этом своим односельчанам. Никто бы ей не поверил, но какая разница! Она-то знала, что это правда.
На следующий день, повинуясь внезапному порыву, я невзначай обронила в разговоре с одним из моих секретарей, что некая Тинелла, состоящая помощницей по кухне в числе слуг, сопровождающих меня во Франции, должна занять место в моей постоянной свите — таковы моя воля и мое желание. Это означало, что она не вернется, как положено, в Италию с остальным двором, когда я выйду замуж. Согласно обычаю принцессы, сочетавшиеся браком при иностранном дворе, расставались после свадьбы со своей свитой. Муж обязан был предоставить в распоряжение молодой супруги новую свиту из кавалеров и дам самого знатного происхождения, хотя допускались известные исключения для прислуги низшего ранга, вроде поваров и горничных.
Не знаю, почему я решила включить девочку в этот список. Возможно, она показалась мне человеком, которому я однажды смогу довериться. Таким образом, Тинелла навсегда поступила ко мне на службу, хотя мы с ней еще довольно долго не виделись. Свадебные приготовления и многочисленные новые знакомства заставили меня позабыть о той ночи в Виль-франше.
Наша вторая встреча состоялась спустя несколько недель, когда пришла пора расстаться с итальянской свитой. Один французский придворный, занимавшийся устройством моего нового дома, вручил мне перечень лиц, коим предстояло меня обслуживать. Ее имени в этом перечне не было. Наверное, она значилась просто как номер в числе кухонной прислуги. Тут-то я о ней и вспомнила и, снова по какому-то наитию, приказала привести ее ко мне. Возможно, из-за того, что она была всего на два года моложе меня (в то время как все мое окружение состояло из людей зрелого возраста), мне хотелось, чтобы эта девочка с таким живым взглядом была рядом со мной.
Тинелла явилась в мои покои — ей и привидеться не могло, что когда-нибудь она переступит их порог, — в сопровождении моего секретаря и двух фрейлин. Девочка осматривалась вокруг с любопытством, но испуганной не выглядела. Она ничуть не изменилась с той мимолетной ночной встречи. Я заметила, с каким нескрываемым презрением мои фрейлины косились на маленькую простолюдинку. Некоторые прижимали к носу платочки. Эти надушенные дамы считали, что кухонная прислуга понятия не имеет о чистоплотности.
Я приняла Тинеллу стоя, и, должно быть, мое коричневое бархатное платье, расшитое жемчугом, произвело на нее сильнейшее впечатление по контрасту с первой встречей — тогда мы столкнулись посреди ночи и я была в пеньюаре. Ее взгляд был исполнен глубокого восхищения и преданности. Это меня обрадовало: преданная служанка пригодится мне при французском дворе, где, как я уже поняла, мне трудно будет обзавестись доверенным лицом.
— Скажи мне, Тинелла, — спросила я ее, — тебя кто-то из родственников устроил ко мне на службу? Откуда ты родом?
