Нетерпение толпы нарастало. Раскаленный воздух оглашался яростными возгласами, кто-то то и дело кидал в сторону помоста еще что-нибудь: дохлых цыплят, из которых вываливались внутренности, перезревшие фрукты, липкую требуху. Вдруг по толпе прокатился гул. Из угла к центру площади двигался странный человек, и люди тянули руки из-за специально установленных загородок, чтобы прикоснуться к нему. Человек медленно продвигался к помосту, наслаждаясь своим триумфом. Лицо его было скрыто под черным как смоль капюшоном с прорезями для глаз. Он был обнажен до пояса.
Палач Фрейдер.
Фрейдер с висящим на поясе топором и намазанными маслом мускулистыми руками.
Фрейдер был самым знаменитым палачом в истории этого города. Без малого шестьсот раз он заносил руку и обрушивал топор на плаху, перерубая мышцы, кости и сухожилия. Всегда с одного удара.
Приближаясь к помосту, где его ожидал Тириус с двумя стражниками, человек-гора достал из-за пояса топор и крутанул его в воздухе. Толпа стала громко скандировать его имя. Фрей-дер! Фрей-дер!
Палач скривился в улыбке под своим капюшоном. Ради таких моментов стоило жить. За шестнадцать лет службы его рука не дрогнула ни разу. За шестнадцать лет ни единого укола совести, ни единого сожаления, ни единого мига сострадания. Только совершенный, механический удар. И чувство, которое всякий раз следовало за ударом: всемогущество. Кровь, стекающая по помосту. За долгие годы его сапоги почернели от нее. Он никогда их не чистил.
Он медленно взошел на помост и поднял топор к небу. Захлебывающееся ликование толпы. Затем раздался звук фанфар, и все обернулись к башне тюрьмы. На балконе верхнего этажа только что появился еще один человек. На нем была длинная пурпурная с золотом судейская мантия. Он добился тишины с помощью одного жеста. Все опустили головы. Все, кроме Тириуса. Судья развернул свиток, который держал в руке, и начал читать.
— Тириус Бархан. Сегодня, двенадцатого дня месяца орла девятьсот семнадцатого года после Изгнания, мы, судья, облеченный доверием нашего великого Императора Недема Второго…
— Хвала Единственному! — пронеслось по толпе.
— Сегодня мы объявляем тебя, Тириуса Бархана, виновным в прелюбодеянии с ее величеством императрицей, и приговариваем тебя к смертной казни через отсечение головы. Приговор обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение немедленно, согласно приказу Императора.
Человек сделал небольшую паузу, как будто хотел удостовериться в том, что его слова услышаны. Он обвел долгим взглядом собравшуюся у его ног необозримую толпу, после чего скрылся в полумраке башни. Зрители робко подняли головы. Тириус Бархан повернулся к своему палачу. Творилось что-то не то.
— Вперед, — прошептал голос позади него.
Ишвен сделал шаг к плахе. Его толкали в спину. Горло свело кислой отрыжкой. Где же его спаситель? Никого, никого, кто бы мог его спасти, толпа скандирует его имя и требует его смерти, и все это похоже на длинный, липкий кошмар. «Когда же я проснусь?» — спросил себя ишвен, опуская на помост одно колено.
Он поднял глаза на стражника и склонился над плахой. Стоя на коленях перед толпой, он почувствовал, как чья-то рука схватила его за волосы и резким движением рассекла их. Отрезанная косичка полетела куда-то в первые ряды зрителей. Потом ему связали щиколотки. Наступила тишина. Палач Фрейдер попробовал лезвие топора кончиком пальца. Приподнял капюшон и поднес палец к губам, наслаждаясь вкусом крови. После этого он повернулся к своей жертве.
Однажды он был на ее месте. В тот момент, когда ему уже должны были нанести удар, он разорвал путы и одним прыжком распрямился. И убил своего палача. И занял его место, ибо таков был обычай. Возможно, когда-то настанет день, когда кто-то займет его место. Каждый раз он думал об этом, и каждый раз страх тут же покидал его. Ведь он же Фрейдер — никто не сможет его убить.
— Давай, — услышал Тириус голос стражника. Час настал. Ишвен покорно положил голову на плаху. Мир завертелся вокруг него. Когда топор опустится на его шею, он не почувствует ничего, ровным счетом ничего. Это будет как вспышка молнии, а потом настанет иное , и все будет очень просто.
Крики толпы становились все громче: одна глотка на всех, один крик бессмысленной ненависти — так было и так будет всегда. «Этого не может быть, — подумал Тириус, закрывая глаза. — Не может быть».
Солнце отражалось в стальном лезвии топора. Зрители затаили дыхание. Стражники держали жертву за плечи. Палач Фрейдер почувствовал нарастающее возбуждение, и довольная усмешка искривила его потрескавшиеся губы. В шестисотый раз он поднял топор.
* * *
Затем — удар.
Ужасающий.
Раненный в плечо, палач упал на спину с искаженным болью лицом.
Стражники ослабили хватку.
Чудо. Не думать.
Тириус собрал все силы и сумел высвободить одну ногу. Один прыжок, и он на ногах. Люди принялись кричать; стражники, обнажив мечи, уже пробирались сквозь толпу, отодвигая зрителей. Ишвен огляделся. Палач лежал на земле со стрелой в плече. Раздался щелчок хлыста. Полоска кожи, как змея, обвилась вокруг его руки, но он сомкнул пальцы и дернул. Нападавший покачнулся вперед. Тириус ударил его скованными кулаками, раздробив ему челюсть. В следующий миг он наклонился, подобрал топор своего палача и направился ко второму стражнику, который закрыл лицо руками.
— Нет!
Фрейдер попытался подняться. Тириус ударил его ногой в лицо, и палач упал навзничь. Второй стражник отступил назад. В мгновение ока ишвен бросился на него и нанес ему яростный удар. Лезвие вошло в грудь, ломая ребра, раздирая легкие. Кровь хлынула на помост. Варвар поднял голову. К нему бежали другие стражники, а таинственного спасителя и след простыл: Тириус даже не знал, с какой стороны была выпущена стрела.
Освобождать руки было некогда. Тириус спрыгнул с помоста. Один из солдат бросился ему наперерез. Ишвен скрючился, а потом, как дикий кот, бросился на стражника и одним ударом отрубил тому голову. Убийство превратилось в необходимость. Убийство ради спасения собственной жизни.
Все происходило с невероятной быстротой.
Зрители окаменели. Гвардейцы Императора заряжали арбалеты.
Тириус бросился бежать. Сам не зная почему, он не стал убивать Фрейдера.
Перед ним вырос другой солдат. В его глазах читался страх. Он уже видел, как ишвен умеет убивать. Зачем ему умирать? В последний момент он отступил в сторону и повалился на бок. Топор дикаря просвистел в миллиметре от него.
Толпа была в полном смятении. Зрители в панике расступались, давая дорогу беглецу. Тириус сумел быстро пробраться сквозь толпу. За несколько дней в заточении он нисколько не растерял свою силу и свою ловкость. А страх в его сердце уступил место ярости.
Однако нужно было спешить. Ишвен бросился в первую попавшуюся улицу — переулок Потайных ходов. Люди по-прежнему расступались перед ним. Несколько вооруженных арбалетами гвардейцев бросились за ним, но стрелять не решались, чтобы не попасть в случайного прохожего. Обернувшись, Тириус с размаху налетел на лоток торговца фруктами, но тут же поднялся. Он вдруг вспомнил о Полонии. Где он теперь, помнит ли о своем обещании?
