Поезд на Петрозаводск удобен тем, что в нем все быстро. Через полчаса после посадки народ переСтаст бегать взад-вперед от койко-мест к туалету и обратно и, перенеся все дела на утро, допивает пиво, чтобы потом с чувством выполненного долга погрузиться в сон. Вот только Никиту Басанова сон этот не брал, да и подумать в спокойной обстановке под мерный перестук колес и неровное похрапывание соседа было самое время.
А началось все с телеграммы, отправленной из Ламбушки, где и был-то Никита последний раз лет десять назад, когда после восьмого класса уезжал в Питер учиться. В деревню возвращаться не спешил, мечтая въехать в нее если не на белом коне, то хотя бы на черном «мерседесе». Сломя голову ринулся в учебу и в недоступные прежде развлечения. И не возвращался, отделываясь поздравлениями к праздникам и посылками к дням рождения родственников. После службы в армии максимализм из души не выветрился, но появилась уверенность в своем светлом будущем — вот еще чуть-чуть, и я на коне. И все равно на родину не спешил. Даже когда умудрился скоропалительно жениться, съездить в родные места не получилось. Жена, сама уроженка далекой вологодской деревни, панически боялась любой провинции, считая себя крутой горожанкой. Набравшись невесть откуда нездорового снобизма, она любое предложение о выезде из города дальше десяти километров воспринимала как личное оскорбление и желание намекнуть на ее «крестьянское» происхождение.
Вскоре молодые супруги разбежались в разные стороны. Ее утонченная «цивилизованная» натура не вынесла образа жизни в студенческом обществе, где помимо систематического «обгрызания» гранита науки приходилось еще бороться за выживание в полном соблазнов большом городе на скудную стипендию в крохотной общаговской комнатушке. Развод Никита принял за благо — ему надоели постоянные упреки в нищете и «неправильном» расходовании денег. Освободившись от семейных уз, Басанов почти сразу умудрился купить маленькую однокомнатную квартиру в пригороде. Высокий светловолосый парень да со своим жильем и неплохой перспективой на будущее сразу же стал объектом номер один среди ищущих мужей однокурсниц. Но все его многочисленные романы заканчивались одинаково и быстро. Обременять себя семейными узами Никита не спешил, поставив на первое место учебу и финансовую независимость. Жениться, как и повеситься, никогда не поздно — такую житейскую истину он принял к сведению почти сразу после развода и неуклонно ей следовал.
Эх, Ламбушка, Ламбушка... В памяти Никиты остались лишь детские воспоминания, немного наивные, частично стертые из памяти годами напряженной городской жизни, но неизменно радостные, овеянные теплом родного дома и еще каким-то странным чувством причастности к родному краю. Сколько ни пытался разобраться в таких ощущениях, не получалось. Поэтому со временем он просто бросил даже думать на эту тему — чего на всяких бзиках зацикливаться, и так дел хватает. Басанов считал себя независимым и самостоятельным, но иногда, в чем он стеснялся признаться даже себе, хотелось вернуться в детство. И вот он едет домой, едет первый раз за много-много лет.
Всего четыре слова: «Срочно приезжай деревню нужен», и чуть ниже подпись с именем деда — «Аким». Когда Николаич, заведующий учебной частью, в перерыве между занятиями принес телеграмму, то первыми ощущениями Никиты стали недоумение и легкая тревога. Лишь потом возникло непонятное чувство вины и неодолимая тяга, бросив все, спешно мчаться в деревню. А бросать было что. Масса незавершенных дел, «громадье» планов и различных перспектив — все казалось важным, необходимым и требующим непременного личного участия. Да вот только внутренний зов и недосказанность телеграфной строки будоражили, вынуждали отбросить сомнения и ехать, ехать, ехать.
Поезд прикатил в Петрозаводск ранним утром. Сладкий сон прервал топот и голоса попутчиков. Протирая глаза, Никита приподнялся с полки. В окне маячил знакомый вокзальный шпиль. Приехали! Пассажиры уже покинули вагон, когда под подозрительным взором проводника, спешно подхватив сумки, Басанов выскочил на перрон. В голове спросонья ни одной здравой мысли — самое время посидеть в одной из привокзальных забегаловок и подумать под горячую пиццу о том, как добраться до Ламбушки. В принципе и так дальнейший путь не вызывал сомнений, но, учитывая глобальные изменения последних лет (и не в лучшую сторону), оставшаяся часть дороги могла занять столько же времени, сколько было потрачено в поезде от Питера до Петрозаводска. Главное — добраться до деревни засветло. Такая мысль показалась очень важной. Плюнув на ароматные запахи, струящиеся из буфета, Никита двинулся на поиски транспорта.
Автовокзал, оставшийся неизменным с юношеских времен, встретил толпами народа и старыми, потрепанными долгой жизнью и плохими дорогами автобусами. Несколько облезлых раритетов, испуганно притулившихся у посадочной площадки, «радовали» слух громким треском прогоревших глушителей. В дополнение пессимистических прогнозов в расписании пункта назначения Ламбушка не значилась, как будто ее не существовало в природе. Кассирша, услышав вопрос, долго морщила лоб и, когда Басанов уже решил, что ответа не дождаться, радостно воссияв, заявила:
— А туда маршрута нет, лет десять как автобусы не заезжают. Но вы можете поехать на Заонежье. Скажете водителю, где остановить, а дальше уж сами, попуткой или как.
Посчитав информационную функцию исчерпанной, она уткнулась в кроссворд, который, судя по исчерканости, служил подспорьем для разностороннего развития не одному поколению работников общественного транспорта.
Это «или как» послужило мощным источником вдохновения. Басанов битых три часа бегал вокруг автовокзала в поисках какого-нибудь частника или попутки, но все усилия договориться оказались тщетными. Либо не по пути, либо при слове «Ламбушка» водители шарахались от него как от чумы. Плюнув на легкий путь и смирившись с дорогой трудной, Никита в конце концов втиснулся в какой-то расхлябанный драндулет, для того чтобы в течение четырех с половиной часов в придавленном виде трястись по неремонтированным весенним дорогам Карелии.
У заваленной валежником и грязным снегом развилки, почти не заметной посреди грустного черно-серого леса, автобус остановился. Никита, кряхтя, протащил сумки к открывшимся дверям. В салоне наступила мертвая тишина, и лишь вслед, через закрывающуюся дверь, женский тихий, испуганный голос своеобразно пожелал ему доброго пути:
— Прости его грешного, Господи. Пазик, взревев мотором, торопливо скрылся за поворотом. Проводив взглядом умчавшийся транспорт, Басанов присел на корточки и с тоской посмотрел на грязную, покрытую ноздреватым мокрым снегом дорогу. До деревни предстояло шлепать километров сорок, незаезженные сугробы со стопроцентной точностью указывали, что механизированным транспортом на оставшейся части пути не пахнет. Это в городе весна взяла в свои горячие руки инициативу, растопив остатки снега на тротуарах и газонах в течение нескольких дней. Здесь же апрель проявился солнечным небом да редкими проплешинами между голыми деревьями. Никита упрямо сжал губы — пасовать перед трудностями он не любил. Почти шестьсот верст позади, и раскисать на последнем этапе путешествия — это не в стиле энергичного молодого человека. Отступать он не собирался.
