— Спасибо тебе, святой человек. Чем тебя отблагодарить за жизни дружинников? — негромко, но так, чтобы все слышали, произнес Гремич.
— Твои воины меня уже спасли. Ничего мне больше не нужно, только позволь коня взять.
— Бери любого из добычи, — махнул рукой в сторону небольшого табунка из двух дюжин лошадей боярин. — Да, куда путь держишь, волхв?
— В Ольшину.
— Тогда нам по пути, вместе и дорога веселее. Выбирай коня по вкусу, через полчаса отправляемся.
Сборы были недолгими. Гремич быстро разделил добычу, не забыв отделить двух коней в требу Богам за удачу в бою и выделить доли раненых и погибших.
Молодой Рагнар натянул на себя бронь убитого рыцаря и пробежался по логу, проверяя, как сидит доспех. А броня хорошая — на груди ременное плетение из толстых пластин, наплечники кованые, спина, рукава и подол кольчужного плетения. И весом около пуда, не тяжелая, можно целый день в ней рубиться. Взятый в бою меч он, немного подумав, по совету боярина, обернул холстиной и приторочил к седлу. Оружие хорошее, харалужная сталь с тонким узором елочкой, клинок бритвенной остроты и в руке как влитой ходит. Добрый меч, но сначала им научиться владеть надо. Такой клинок требует особого умения и не терпит неловкости.
Через два поприща отряд выехал к поросшему сосняком холму. Гремич, дав остальным знак остановиться, пришпорил коня и погнал его вверх по склону. Место ему понравилось. Чистый бор, воздух смолистый, напоенный свежестью. Зеленая трава на склонах. С полуденной стороны холма бьет родник.
На этом холме и решили похоронить погибших. На самой вершине, на открытой прогалине, вырыли три могилы. Гремич сам закрыл глаза покойным и вложил им в руки оружие. Хоронили варягов в доспехе, прикрыв сверху щитами вместо гробовых колод. В могилы положили, в дальнюю дорогу до терема Всевышнего Прародителя: хлеб, сыр, немного ветчины и солонины, по меху с медом. Велибор прошел между могил, проверяя, все ли правильно, и начертал на лбах мертвецов руны, позволяющие стражам Ирия отличить русов от всех прочих отправившихся по туманной тропе Марены. Затем над могилами насыпали холмики и посадили в ногах воинов по молодому тису.
Тризну справлять не стали. Решили отложить до возвращения в родной Велиград. Просто пустили по кругу братину с хмельным медом. Каждый вспомнил, что знал хорошего об ушедших. Под конец Велибор спел кощун о битве Перуна с Мареной.
Простившись с товарищами, варяги оседлали лошадей и продолжили свой путь. Солнце уже прошло больше половины своей небесной дороги и клонилось к закату. Пусть летний день долог, но все равно впереди еще много поприщ пути по лесным и полевым дорогам. А Гремич хотел уже сегодня успеть пройти Гнилую Топь и заночевать в городке Сробице, что в полутора днях пути от стольного града древан Ольшины.
2. Ольшина
Дальнейший путь отряда боярина Гремича прошел спокойно, без стычек. Кони весело бежали по лесным и полевым дорогам. Часто останавливались на отдых — дать раненым прийти в себя после тряски на конских крупах. Велибор использовал каждую остановку, чтобы проверить, как себя чувствует Стриж, заново обработать и перевязать его плечо.
На следующий день после стычки у оврага, покинув гостеприимный терем боярина Ждана в Сробице, Гремич свернул на развилке с наезженного шляха на еле заметную заросшую тропку.
— Так быстрее, — пояснил он, пришпоривая лошадь.
Дорога оказалась неплохой, лентой вилась по лесу, обходя овраги, каменистые россыпи и возвышенности. Разве что ездили по ней в последнее время редко. Иногда на пути вставали лесные завалы. Тогда люди спешивались, доставали топоры, затем несколько минут перемежаемой шутками работы, и в завале появлялась брешь, как раз шириной в дорогу. От зарослей и до зарослей. Один раз пришлось переводить коней в поводу через широкий ручей. Мост давно сгнил и развалился. От него остались только несколько замшелых бревен да торчащий посреди русла покосившийся столб.
Через два с половиной поприща дорога вышла из леса на поле или, скорее, издавна расчищенную и обихоженную вырубку. С чистого безоблачного неба светило солнышко. Становилось жарко, но никто и не подумал скинуть тяжелую бронь — старшой не велел. Рагнар заметил среди разноцветья обычных полевых трав то тут, то там поднимающиеся колоски жита. А чуть дальше, возле ручья, синело целое поле льна. Дорога здесь почти совсем заросла и еле угадывалась среди полевого травостоя.
Южнее, в самой середке открытого пространства виднелись невысокие холмики, густо поросшие кустарником. Местами к небу поднимались кучерявые плотные кроны молодых деревцев. Подъехав ближе, воины разглядели среди кустов бузины, терновника и вишни остатки покосившегося полусгнившего частокола. Раньше здесь жили люди, стояло село. Теперь только брошенные поля и холмики на месте домов.
— Смолянцы, — пояснил Гремич в ответ на вопросительные взгляды соратников, — одиннадцать лет назад сюда пришли люди герцога Германа Биллунга. Село сожгли, а людей, кто жив остался, угнали в рабство.
— Немало таких сел и городов было, — поддержал боярина Велибор.
— Страшное время, — буркнул Стемир, поправляя висевший на поясе меч, — много людей саксы побили, еще больше в рабство угнали.
Дальше ехали молча, стихли разговоры, на полуслове оборвался стихотворный поединок Увара и Гвидо, которым они развлекались последний час, к вящему удовольствию спутников. Сразу после слов волхва на солнце набежала тучка, по земле поползла тень. Словно по волшебству умолкли беззаботные трели птах, стрекотание кузнечиков и пересвист сусликов. Казалось, сама Мать-Земля скорбит о сгинувшем роде. Только высоко в небе парил орел, выискивая добычу.
Рагнар вспомнил, как этим летом ходил морем с княжичем Славомиром на Утрехт. Купцов сопровождали да княжеские товары на торг отвозили. Тогда в шумном и грязном городе фризов Рагнар и увидел рынок рабов. Страшное, жуткое зрелище, даже вспоминать о нем мерзопакостно и противно. Волосы под шлемом дыбом встают. Нет, лучше погибнуть, лучше самому броситься на клинок, чем такая участь. Представить невозможно, кто не видел, не верят, как христиане рабов животными почитают.
Рабство и у русов испокон веков существовало, но к рабам, холопам относились нормально, по правде, просто не считали их взрослыми равноправными людьми. Раб суть право опоясанным мужем называться потерял. Не может он наравне с мужами выступать, только ежели докажет свою взрослость, тогда и свободу вернет, и в храмы Богов его пускать будут. До того времени только Макоши, Матери Сущего требы нести может.
Рагнар вспомнил отчий дом в Барте и дворового холопа Олафа. Привезенный отцом из похода полонянин жил в доме, ел на детской половине стола, работал вместе со всеми. Никто его не унижал и не обижал несправедливо. Наоборот, именно Олафу отец поручил учить сыновей стрельбе из лука и копейному бою. Норманн с охотой взялся за порученное дело и гонял Рагнара и его брата Берслава, как Сварог Змия, от зари и до зари. За что впоследствии отроки были ему только благодарны. А когда год назад принятый в княжескую дружину Рагнар впервые обагрил копье кровью, отец отпустил Олафа на волю и дал серебра хозяйством обзавестись.
