— Мистер Карвер, прошу вас, — сказал капитан. Карвер, очень бледный, шагнул вперед и протянул к дракону заметно дрожащую руку.
— Хороший дракоша. — Это прозвучало у него с вопросительной интонацией. — Славный.
Дракончик, не обращая на него никакого внимания, обирал с себя прилипшие куски скорлупы. Величиной он не превышал большую собаку, но когти, по пяти на каждой лапе, были длиной в целый дюйм. Карвер, нервно поглядывая на них, безмолвно замер на месте. Дракон продолжал его игнорировать. Мичман с мольбой во взгляде оглянулся на Лоуренса и мистера Поллита.
— Может, еще раз к нему обратиться? — неуверенно произнес доктор.
— Повторите, мистер Карвер, — сказал капитан.
Мичман повернулся назад, но тут дракон соскочил с подушки на палубу. Карвер устремился за ним, не успев опустить вытянутую руку, с почти комическим удивлением на лице. Другие офицеры, в волнении подошедшие совсем близко, мигом отступили назад.
— По местам стоять, — скомандовал Лоуренс. — Перекройте трюм, мистер Райли. — Тот, кивнув, встал перед люком, чтобы не дать дракону ускользнуть вниз.
Дракончик, однако, решил исследовать палубу и двинулся по ней, трогая раздвоенным язычком все, что ему попадалось, и разглядывая предметы умными, любознательными глазами. Все попытки Карвера заговорить с ним он по-прежнему оставлял без внимания и прочими офицерами тоже не интересовался. Он, правда, вставал иногда перед кем-нибудь на задние лапы и заглядывал в лицо, но то же самое он проделывал со шкивами, а висячие песочные часы даже пощупал.
У Лоуренса упало сердце. Никто не мог его упрекнуть за то, что дракон не послушался неопытного укротителя, но оставлять редкого, взятого в скорлупе зверя неприрученным было обидно. Они руководствовались обрывками знаний, выдержками из книг Поллита, неточными воспоминаниями самого доктора о детеныше, которого тот имел случай наблюдать. Лоуренс боялся, что они упустили нечто первостепенно важное. Не странно ли, что дракон наделен умением говорить с самого момента рождения? В книгах ни словом не упоминалось о приемах, которыми его можно вызвать на разговор, но если ничего не получится, виноват будет Лоуренс, капитан.
Офицеры и матросы, чувствуя, что момент уходит, начали тихо переговариваться. Вскоре придется отказаться от приручения и подумать, как запереть зверя, чтобы тот не улетел сразу после кормежки. Дракон, продолжая свой обход, присел и вопросительно посмотрел на Лоуренса. Капитан ответил ему откровенно горестным и растерянным взглядом.
Дракон поморгал синими, с узкими прорезями зрачков глазами и спросил:
— Ты почему такой хмурый?
На палубе воцарилась глубокая тишина. Карвер, получивший отсрочку, замер с открытым ртом, испуганно глядя на капитана — но миг спустя собрал все свое мужество, чтобы еще раз воззвать к дракону.
Лоуренс, посмотрев на обоих, глубоко вздохнул и сказал:
— Прости, я не хотел показаться таким. Меня зовут Уилл Лоуренс, а тебя?
Никакая дисциплина не могла бы сдержать прокатившегося по палубе изумленного ропота. Дракончик, однако, этого не заметил: он задумался над капитанским вопросом и с недовольным видом ответил:
— Меня никак не зовут.
Лоуренс, внимательно проштудировавший книги Поллита, тут же задал следующий по протоколу вопрос:
— Могу я дать тебе имя?
Дракон — он, видимо, был самец, поскольку говорил мужским голосом — подумал еще немного, зачем-то почесал себе спину и сказал:
— Будь так любезен.
Лоуренс оказался в тупике. Он ничего не обдумывал заранее — лишь собирался сделать все от него зависящее, чтобы приручение состоялось. Какие имена обычно дают драконам? По прошествии жуткого панического мгновения он вспомнил благородный дредноут, при спуске которого однажды присутствовал, и выпалил:
— Отчаянный. — Тот корабль тоже двигался красиво и плавно.
Лоуренс мысленно выругал себя за то, что так плохо подготовился. Теперь сетовать поздно: слово сказано. По крайней мере это почетное имя. Кому, как не офицеру морского флота, пристало назвать так… Тут Лоуренс остановился в своих размышлениях и с растущим ужасом уставился на дракона. Он больше не морской офицер. Он перестанет им быть, как только дракон примет сбрую из его рук.
— Отчаянный? — повторил дракон, явно не догадываясь о чувствах человека, давшего ему имя. — Да. Мое имя — Отчаянный. — Он кивнул (из-за длинной шеи это получилось у него очень забавно) и заявил: — Я хочу есть.
Новорожденный дракон улетает сразу после кормления; лишь добровольно надетая упряжь делает его в какой-то степени управляемым и пригодным для боя. Рэбсон, ошарашенный, прирос к месту — пришлось его подзывать. Вспотевшими руками оружейник подал капитану скользящую в пальцах упряжь. Лоуренс, держа ее крепко и не забыв назвать дракона по имени, произнес:
— Ты позволишь, Отчаянный, надень это на тебя? Тогда мы сможем привязать тебя здесь, на палубе, и дадим тебе поесть.
Отчаянный осмотрел сбрую, потрогал ее языком и сказал:
— Хорошо.
Лоуренс заставил себя не думать ни о чем, кроме предстоящей задачи. Он опустился на колени и стал опутывать ремнями гладкое теплое тело, стараясь не задеть крыльев.
Самая широкая шлея охватывала дракона посередине, сразу за передними лапами, и застегивалась под брюхом. Два пришитых к ней толстых ремня шли вдоль боков, скрещивались на могучей груди, а затем протягивались обратно позади задних лап, под хвостом. Другие лямки, поменьше, обвивали лапы, шею и хвост, удерживая сбрую на месте. Самые узкие и тонкие пересекали спину.
Столь сложная конструкция требовала внимания, и Лоуренс только радовался, что может уйти в это занятие полностью. Работая, он примечал поразительную мягкость чешуек — как бы железные пряжки их не натерли.
— Мистер Рэбсон, будьте добры, принесите еще парусины — обмотать пряжки, — сказал он через плечо.
Вскоре он завершил процедуру. Ремни с белыми вкраплениями безобразили черную шкуру и сидели не очень-то ловко, но дракон не жаловался. Он остался спокойным, даже когда сбрую пристегнули цепью к пиллерсу, и жадно вытянул шею, когда наверх вынесли лохань с дымящимся красным мясом только что забитой козы.
Ел он неаккуратно: отрывал и заглатывал целиком большие куски, брызгал на палубу кровью и мясными ошметками. Внутренности, похоже, ему особенно нравились. Лоуренса, стоящего в стороне и с легкой тошнотой наблюдающего за этим, отвлек неуверенный вопрос Райли:
— Я могу отпустить офицеров, сэр?
Лоуренс посмотрел на своего лейтенанта, на испуганных, вытаращивших глаза мичманов. Ни один из них не шевельнулся и не вымолвил ни слова с тех пор, как дракон вылупился — что, как внезапно осознал Лоуренс, произошло меньше получаса назад: песок еще не до конца вытек из верхней колбы часов. В это трудно было поверить; еще труднее укладывалось в голове, что дракон уже одет в сбрую, но с фактами, несмотря на трудности, приходилось считаться. Лоуренсу, видимо, следует остаться на своем посту до прихода в порт: прецедентов для таких ситуаций пока не существовало. Но если он поступит таким образом, на Мадейре вместо него сразу назначат нового капитана, а Райли так и останется в лейтенантах. Лоуренс впоследствии ничем уже не сумеет ему помочь.
