– По двести долларов?! – ахнула мама. Для нее это были невообразимые деньги.
– Пашуля, радость моя, тебе придется отвечать рублем, – сообщила я пробудившейся наконец телефонной трубке.
– За что это? – буркнул Пашка хриплым сонным голосом. Опять небось дрых после ночных бдений у монитора.
– За то, что заставил искать истину, будь она неладна!
* * *
Как ни странно, но тетя Вера, вдова покойного двоюродного дедушки Миши, существовала.
Она была маленькая, морщинистая, согнутая радикулитом, но очень обрадовалась моему неожиданному прибытию: – Родные детки не ездют, так хоть двоюродных посмотрю. Молодец, девушка, красивая. На мать похожа, но на отца все ж таки больше!
– А вы знали моего отца? – спросила я, боясь спугнуть удачу.
– А то не знала! – Тетя Вера подоткнула седую прядь, выбившуюся из-под цветастого платка, и охотно погрузилась в воспоминания: – Не нашенский был, залетный какой-то. Татьяна, племянница, мать твоя, привела его откуда-то. Важный такой, мундир красивый. Только грязный. Мы уж обстирали его осторожненько, чтоб не попортить дорогую вещь. А папаша твой, как его, Вениамин, что ли, сидел все время в дедовой комнате, с Михаилом моим. В одном белье сидел – нашу одежу отказался надевать. Ждал, когда его мундир высохнет. Да белье-то какое хорошее на нем было! Тонкое, вышитое вензелями. Даже кальсоны были вышитые, ей-богу! Сидели они, выпивали. Больше дед мой выпивал. Ой, наклюкался, помню…
– А огород у вас далеко?
– Да я, дочка, почти уж и не сажаю его. Сил нет гнуться. Раньше, конечно, большой был. Одной картошки вона сколько садили! А теперь – нет. Все бурьяном заросло. Даже и перепахивать его по осени не зову никого.
Тетя Вера вывела меня через засыхающий от старости яблоневый сад в умиротворенную теплынь летней степи. Вдалеке – волна серых меловых гор с зияющими белыми проплешинами, где-то около них, как рассказывала мама, беззвучно петляла маленькая река, в жару превращающаяся в цепочку самостоятельных прудов. А между горами и мной среди ленивого знойного марева было разбросано несколько аккуратных полушарий терновника.
Из маминых инструкций я знала, что искать надо в ближайшем слева. Экипировалась соответствующим образом: неновый, но и немаркий темно-коричневый брючный костюм, сверху древняя стройотрядовская курточка – еще мамина. Изрядно вылинявшая и почти утратившая первоначальный защитный цвет. На руках перчатки (тоже из маминого гардероба), волосы забраны под легкую белую косынку с сиреневыми полосками по краям.
В общем: «Мальбрук в поход собрался. Вернется ль он – как знать?»
Я оглянулась на бордовые мальвы, роскошной цветастой стеной окаймляющие сад тети Веры, и смело шагнула вперед – мимо рослых островков пижмы, дотягивающихся своими солнечно-желтыми головками почти до моей груди, – прямо к терновому кургану.
* * *
Первые два обнаруженных в терновнике лаза обманули меня. Оба, попетляв, кончились ничем. Я вылезала из них пятясь, обливаясь потом, исцарапанная корявыми безлистными веточками (мягкая зелень листочков шелестела над головой, поближе к солнцу). Благодарила я судьбу только за одно – до меня в этой глуши никому не было дела. Хотя бы потому, что никого вокруг и не было. Даже тетя Вера вернулась в прохладу хаты, не дожидаясь окончания моей экспедиции.
Зато третий лаз порадовал. Он тоже не обещал ничего интересного до тех пор, пока под коленками я не обнаружила остатки пресловутой калитки.
Она все-таки не выдержала испытания временем, столетней давности веревки распались, и трухлявые горбыли, рассыпающиеся при одном прикосновении, лежали неопрятным ворохом. Я могла бы и не заметить их, если б не знала точно, что ищу. Хорошо сохранился лишь столбик, к которому некогда была калитка привязана. На его аккуратной, ровной поверхности до сих пор хранились желобки от веревочных петель. И это давало основания подозревать, что когда-то, в давние времена, калиткой очень даже активно пользовались.
Как и предупреждав мама, дальше столбика хода не было. Узкий лаз так резко отворачивал б сторону, будто живность, его проделавшая, на границе бывшей калитки чего-то страшно пугалась и стремительно улепетывала куда подальше.
Я осторожно протянула руку вперед, навстречу сухим зарослям, но прикоснуться к ним не смогла. Пальцы остановило что-то твердое и плоское.
Естественно, руку я тут же отдернула, но никакой кары за прикосновение не последовало, и я решилась на вторую попытку.
Похоже, впереди была стена. Невидимая, но вполне ощутимая. И прохладная – это чувствовалось даже через перчатку.
Я подползла ближе, провела рукой по этой гладкой поверхности вбок, обнаружила ее край: ровная тонкая грань прямой линией уходила вверх. За этой гранью как ни в чем не бывало топорщился сухой терновник.
На мой осторожный стук костяшками пальцев невидимая поверхность отозвалась металлическим гулом. Будто простой кусок жести. Поводив руками вправо-влево и вверх-вниз, я установила, что передо мной нечто вроде прямоугольника из довольно тонкого металла – миллиметр от силы. Стоял прямоугольник твердо, хотя и не крепился ни к чему. Может, был чем-то подперт с той стороны…
Правда, среди сухих ветвей никакой подпорки не наблюдалось, но почему бы ей не быть невидимой так же, как и самой преграде?
Пододвинувшись еще ближе, я осторожно завела руку за жестянку преграды, пытаясь нашарить какой-либо посторонний объект среди колкого терновника, и чуть не ударила себя ладонью по лицу. Опа!
Я пощупала собственный нос и удостоверилась, что с той стороны этот металлический щит, высящийся передо мной непроходимой преградой, как бы вообще не существовал!
Я еще раз потрогала себя за нос, сплющенный о холодное ровное жестяное поле, для разнообразия почесала лоб. Попробовала пальцем край преграды.
Да, вот она: ровная поверхность, потом грань такая острая, что рвет старый кожзаменитель перчаток, но потом палец заворачивает на другую сторону щита – и сразу ничего! Пустота.
Вот так фокус! Улица с односторонним движением. Но мне интересно попасть не оттуда, а как раз туда! Ведь если имеется дверь (уже не дохлая калиточка без замка, а металлическая, вроде тех, что ставят на подъездах с кодовым замком), значит, она что-то скрывает?
Мама, правда, ничего не говорила про железку за калиткой, но ведь и времени прошло уже сколько! А железка – если верить ощущениям с этой стороны, – не такая уж и толстая. Вполне можно с ней справиться. Особенно с инструментом.
– Тетя Вера, у вас есть кусачки? – ворвалась я к старушке, мирно замешивающей тесто.
– Не знаю, милая, – отозвалась та, отряхивая руки от муки, – У деда были железяки в сарае, пойди глянь. Там, в закутке, шкафчик, может, есть что.
В шкафчике я обнаружила огромные ножницы для резки металла. Слегка ржавые, но вполне пригодные для дела. Которые в следующие пять минут и были использованы по назначению.
