Над столом висел портрет — из тех, что висят по всем серьезным учреждениям. По рамке портрета задумчиво ползала муха. Замирала, словно прислушиваясь, к монотонному голосу шефа, и, не поняв ни слова, ползла дальше. В отличие от насекомого Александр ничего нового, неожиданного или непонятного пока не услышал. Он подавил зевок и перевел взгляд с мухи на большого начальника.
Когда четверть часа назад они входили в кабинет шефа, Александр чувствовал непривычную смесь возбуждения и опаски. Опасение вскоре улетучилось, а возбуждение возросло, как только шеф заговорил о предстоящей работе. Потом большое начальство переключилось на прописные истины, отпечатавшиеся в башке, как устав, инструкции, и от адреналина, накатившего при входе в кабинет, не осталось и следа.
Шеф говорил уже четверть часа. Голос его звучал монотонно настолько, что мог убаюкать кого угодно. А шарить глазами по аскетичной обстановке начальственного кабинета Александру порядком наскучило.
Взгляд зацепился за майора. Тот сидел и слушал с должным почтением и сдержанным интересом на лице. Вот только глаза застыли, словно у стеклянной статуэтки. Умение майора спать с открытыми глазами всегда поражало Александра.
— …это понятно? — неожиданно резко закончил очередную тираду шеф и воззрился на майора и его подчиненного.
Майор вздрогнул, словно просыпаясь. Посмотрел как-то воровато на начальство, потом на Александра. «Очканул майор, — отметил Саша, — видать совсем отключился». Взгляд майора, словно в отместку за крамольную мысль подчиненного, налился свинцом, припечатал.
— Вам все ясно, Погребняк?
— Так точно, — кивнул Александр и преданно посмотрел на майора.
Майор с чувством выполненного долга перевел взгляд на шефа. Игра в гляделки закончилась.
— Хорошо, — подытожил начальник. — Вернемся к нашим баранам. Александр Алексеевич, мы выбрали вас по совокупности характеристик и личной рекомендации генерала Гомеля. Надеюсь, вы понимаете степень ответственности и степень риска?
— Я знаю статистику, — пожал плечами Погребняк. — Из восемнадцати экспедиций ведь не вернулся никто.
Шеф вопрошающе глянул на майора:
— Он не в курсе подробностей?
— Вы не давали мне полномочий вводить его в курс дела, — пожал плечами майор.
— Хорошо, — шеф снова развернулся к Александру. — Вы вполне соответствуете характеристикам, Александр Алексеевич. Умеете слушать. Умеете слышать. Причем не все подряд, а то, что нужно. Достаточно уравновешены.
Шеф замолчал, выдержал паузу. На какое-то время установилась тишина. Наконец начальник благосклонно усмехнулся:
— Умеете выжидать и не задавать глупых вопросов, — закончил шеф. — Теперь я жду от вас вопросов умных.
— Мне хотелось бы узнать подробности, — послушно произнес Погребняк, хотя прекрасно понимал, что все это балаган.
Лишней информации ему никто не дал, потому что начальство до текущего момента не утвердило его кандидатуру. Да и сейчас еще вопрос утвердило ли. Если да, то эти самые «подробности» ему позже выдаст майор. Начальство тратить время на объяснения с ним не станет.
— Полет стал управляемым, — неспешно заговорил шеф, и Александр понял, что решение по поводу него принято. — В отличие от предыдущих восемнадцати экспедиций этот корабль полетит не наобум Лазаря, а по заданному маршруту.
— Но это же… — Александр поперхнулся. — Это прорыв.
— А я хвалил его за сдержанность, — усмехнулся большой начальник. — Прорыв. Но степень риска это вряд ли снижает.
— Но это дает возможность вернуться.
— Дает. Шимпанзе, которых запускали в экспериментальном режиме, вернулись. Но то обезьянки, а то хомо сапиенс. Степень риска не уменьшилась, понимаешь? — подался вперед шеф, неожиданно переходя на «ты». — Если есть техническая возможность возвращения, то это не значит, что будет и практическая. Никто не знает что там и кто там. Понимаешь? И я хочу, чтобы ты это усек сейчас, а не осмыслил потом. Иди. Детали майор расскажет.
Погребняк встал. Майор уперся руками в столешницу, оторвал зад от стула.
— А вы задержитесь, — одернул шеф.
— Жди в машине, — бросил майор Александру.
Тот щелкнул каблуками и вышел.
Огромные стеклянные двери распахнулись беззвучно. Улица встретила непривычной тишиной и легким ветерком. Впрочем, здесь всегда было тихо — закрытая территория. Александр сделал десяток шагов, оглянулся. Высокое светлое здание Агентства устремлялось блестящим на солнце шпилем в небо. В пасмурную погоду терялось верхней частью среди низких облаков. Оно словно уносилось к Богу, или в космическое пространство, скрывающее в себе нечто столь же могучее и загадочное. В таком доме могли жить ангелы. Но люди попавшие в подвалы этого здания, как рассказывали, ангелов там не находили, зато проходили все круги ада.
Погребняк усмехнулся этой мысли и зашагал к стоянке. Он не был склонен верить слухам, рисующим членов Агентства монстрами сродни мифическим полузабытым ССовцам или НКВДшникам, у которых руки по локоть в крови невинных, но и идеализировать тоже не собирался. Он знал правду. А правда на вкус была такой же, как и многие другие правды — не горькая, не сладкая — на любителя.
Агентство возникло тогда, когда человечество порушило последние границы, и мир стал однополярным. Многие идеалисты прошлого рисовали себе этот мир в розовых тонах, но идеального «нашего нового», который все-таки удалось построить, не получилось.
Человечность, любовь к ближнему, мир во всем мире — чушь собачья. Мироустройство видоизменилось, но человек-то остался прежним. А даже в самом кротком человеке сидит дикий зверь. Тот, кто со стороны кажется белой пушистой наивной овцой, не растерял когти и зубы. Может он не умеет ими пользоваться, но они есть, от природы. От нее матушки человек зубаст, дик и агрессивен. И никакая цивилизация не сделает его чище и светлее. И если мир вокруг не научит пользоваться зубами, то рано или поздно человек сам задумается, зачем они ему даны природой. А может, не задумается, а придет к этому на инстинктах. Ребенок, даже если ему не объяснить назначение половых органов, рано или поздно разберется, зачем они нужны. Природа взыграет и возьмет свое. Так же и здесь.
Машина пискнула сигнализацией, узнавая хозяина, впустила Александра в свои мягкие уютные недра. Мысли текли неспешно.
Как ни странно, но в новом однополярном мире человеческая агрессия стала большей проблемой, чем прежде. Двести лет назад злость на систему можно было переключить на внешних врагов. На эту удочку покупались все и всегда. Любой правитель, царь, президент, император, вождь становился хорошим, когда из-за моря, океана, леса, бугра или какой другой границы возникала угроза. И пусть чужие правители и системы правления изначально казались во сто раз круче своих, при столкновении свои плохие власти набирали вес пропорционально тому, как чужие хорошие этот вес теряли. Глубинных причин в этом не было, все лежало на поверхности и укладывалось в два слова «свои» и «чужие». Сложности возникли позже, когда все стали своими. И справляться с агрессией нет-нет, да просыпающейся среди этих своих оказалось совершенно невозможным. Тогда и возникло Агентство.
