Генрих внимательно огляделся, нет, не почудилось: многие в войске истово молились, зачарованно уставившись в небо. Лица воинов светлели на глазах: если раньше смотрели обреченно, то теперь бросают на французов взвешивающие и оценивающие взгляды. Раз само небо говорит, что победа возможна, чего же более хотеть, о чем еще грезить? Остальное – в наших руках!
Генрих с удовольствием вдохнул в себя влажный воздух, напоенный ароматами недавно вспаханной земли и лесных трав, решил: пора. Король повелительно махнул, подскочивший оруженосец почтительно подал усыпанную самоцветами золотую корону с зубцами в форме лилий. Генрих надел ее прямо поверх боевого шлема. Даже в отсутствие солнца бриллианты, рубины и изумруды так ослепительно вспыхнули, что англичане пораженно зашептались. Казалось, светило взошло прямо над головой короля. Властелину Англии подвели любимого серого жеребца, конь одобрительно покосился на мощную фигуру настоящего воина, что не скрыть даже доспехами. Рядом с таким богатырем любой Ахиллес покажется задохликом.
Зато по Генриху сразу видно – с детства воспитывался в воинских лагерях, спал на голой земле и, даже став королем, больше времени проводит в походах, чем с ослепительными придворными красавицами. Изукрашенные золотом и серебром дорогие доспехи миланской работы только подчеркивают могучую стать настоящего рыцаря. Хоть и не дело короля самому скакать в бой с копьем в руке, как задиристому мальчишке-оруженосцу, но во всем войске только четверо рыцарей превосходят его статью и воинским умением, а в деле управления войсками он – первый.
Королевский знаменосец торжественно вскинул стяг Ланкастеров, что тут же развернулся и затрепетал на ветру: там золотой леопард в окружении золотых лилий плясал, угрожающе оскалив клыки. Было время, когда этот ярый зверь звался молодым львом. В ту пору Британией еще правили Плантагенеты, а земель во Франции у них было гораздо больше, чем у самих французских королей. Ричард Львиное Сердце и принц Джон, шериф Ноттингемский и Робин Гуд, рыцарь Айвенго и леди Ровена – как будоражат память эти имена, сколько лиц и событий проносится перед глазами. Поистине, Англии тех времен есть чем гордиться!
Но минула сотня лет, власть над островом перешла к боковой ветви династии Плантагенетов, Ланкастерам, тогда же сменил имя и символ страны. Отныне это свирепый, не знающий жалости, не признающий поражений хищник. Непрерывная экспансия, захват и порабощение – вот точные слова, что кратко опишут историю Британии в последующие шестьсот лет.
Сверкая ответной белозубой улыбкой, рядом с королем горячил вороного жеребца молодой граф Оксфорд. Знатный и богатый, кузен короля и всеобщий любимец, он оставил молодую жену и поспешил за государем, чтобы принести себе славу, а Англии – величие. Девятьсот витязей, цвет рыцарства Англии, вышли в тот день на решительный бой. Молодые и зрелые, красивые и иссеченные шрамами, рыцари обменивались шуточками, громко смеялись и все как один рвались в бой. Скорее всего, их ждала смерть, но ни в одних глазах король не увидел страха, лишь желание победить, а нет – так достойно умереть.
– Послушай, Генрих, нам не помешало бы иметь еще десять тысяч искусных лучников! – громко крикнул граф Оксфорд царственному кузену.
– Нет, – зычно отрезал король, стараясь, чтобы голос разнесся подальше, – нам за глаза хватит и тех, что с нами. Пока мы тверды в вере, нас не сломить! Мы разобьем еретиков, и Бог нам поможет!
Да, это был больной вопрос для Генриха. То, что в Авиньоне французы завели собственного Папу, неизменно приводило английского короля в негодование. Сам он, как ревностный католик, полагал наместником святого Петра на земле Папу Римского, а французского самозванца считал явным прохвостом и чуть ли не воплощением Антихриста. Слова короля разнеслись по всему полю, и притихшие на минуту рыцари обменялись кивками и согласными взглядами. Лучники одобрительно загомонили, громко хлопая друг друга по мускулистым спинам и налитым плечам.
– Господь знает предел наших сил и не пошлет нам испытания, что мы не сможем одолеть, – густым басом рявкнул в ответ дядя короля герцог Йорк.
Высокий и грузный, он скорее напоминал вставшего на задние лапы кабана, чем человека, и мало было рыцарей, что смогли бы парировать удар его чудовищной секиры. Подобно древним норманнам, герцог предпочитал на войне двуручный топор до неприличия огромных размеров, а в мирное время – красное вино и пухлых поселянок. Но как ошибся бы тот, кто счел, что за этими маленькими налитыми кровью глазками и низким лбом прячется человек недалекий и ограниченный! Герцог – выдающийся военачальник с огромным опытом, именно по его приказу каждый лучник нес с собой заостренные колья для защиты от французской конницы, лишь ему король мог доверить командовать правым флангом.
Генрих вскинул левую руку, и герольды затрубили построение. Англичане задвигались, перестраиваясь в соответствии с полученными еще вчера приказами, и каждый отлично знал свой маневр. Перед выстроившимся войском как по волшебству возникло несколько рядов заостренных кольев вершинами в сторону показавшихся французов.
Итак, английская армия перегородила южную часть узкого поля, замкнутого с обеих сторон дремучим лесом. Длиной в полторы тысячи ярдов и шириной в девятьсот, оно допускало только сшибку лоб в лоб, обойти с флангов англичан было невозможно. По всей округе трудно было бы подобрать иное место, где исход битвы больше всего зависел бы не от численного превосходства, а от доблести воинов. Уму непостижимо, но надменные французы ухитрились выбрать для сражения именно то место, где сильные стороны рыцарской конницы свелись на нет.
Потомки галлов имели все преимущества: в выборе времени и места битвы, в знании местности, в том, что у них была огромная и свежая армия. Черт побери, у них были даже пушки! Мечты, мечты: пушечная батарея с легкостью перемалывает сгрудившихся британцев, и те наконец начинают разбегаться, с трудом вытаскивая ноги из вязкой грязи. А тяжелые каменные ядра безостановочно сметают людей, оставляя на поле десятки раненых и убитых. Англия сокрушена, долгожданный реванш не удался. Английский король убит или попал в плен, англосаксонское рыцарство получило смертельный удар. Вся Франция ликует, конец Столетней войне! Вы будете смеяться, но пушки в той битве так ни разу и не выстрелили.
«Пушка – дура, меч – молодец», – кажется, так говорили тогда французские рыцари, презрительно косясь в сторону железных труб на грубых лафетах. И то сказать, что за удовольствие убить врага издали, нет в этом никакого стиля, зато отчетливо попахивает дурными манерами. Совсем иное дело – с разгона насадить противника на копье, развалить молодецким ударом до пояса, на худой конец – одним взмахом тяжелой булавы в лепешку сплющить вражине голову со шлемом в придачу!
По центру поля вилась узкая дорога, где с немалым трудом разминулась бы пара крестьянских телег. Ныне дорога превратилась в канаву, заполненную непролазной глиной. По обе стороны дороги вплоть до самого леса тянулась свежевспаханная пашня, которая после непрерывных дождей скорее напоминала болото. Поймав брезгливый взгляд сюзерена, граф Оксфорд с усмешкой крикнул:
