— Вы меня удивляете, Феликс. Я ведь не присутствовал при вашей сделке с Шагиняном. Как этот тигр очутился у вас?
— Мне его дал Шагинян, во всяком случае, мне так кажется.
— Вы не уверены даже в этом?
— А в чем вообще может быть уверен человек, в которого палят из автомата с расстояния десяти-пятнадцати метров.
— Значит, Шагинян убит? А почему вы живы, Феликс?
— Представьте себе, Виталий Алексеевич, меня этот вопрос тоже интересует. Наверно, виной всему цыганка, которая наворожила мне долгую, хотя и очень беспокойную жизнь.
— А может, кому-то важно было, чтобы вы остались живы и благополучно вернулись домой.
— Зачем?
— Затем, чтобы, проследив за вами, узнать адрес человека, который проиграл вам в карты эту безделушку.
Такая простая мысль мне почему-то не приходила в голову. Что называется, век живи, век учись. На месте Веневитинова я бы запаниковал от такой мысли, но по лицу Виталия Алексеевича не было заметно, что его взволновала создавшаяся ситуация. Блефует, что ли? Или предусмотрел и такой ход событий в ведущейся с кем-то игре?
— Теперь мне кажется, Виталий Алексеевич, что подделка предназначалась для вас. Просто Шагинян не успел мне этого сказать.
Веневитинов чуть заметно пожал плечами. А мне вдруг пришло в голову, что я совершенно напрасно разоткровенничался с этим в сущности незнакомым мне человеком. Иногда много знать просто вредно, а еще более вредно столь легкомысленно и не к месту демонстрировать свои знания и аналитические способности.
— Есть и другой вариант: золотого тигра подменила женщина-искусствовед, с которой я летел в самолете.
— И как зовут эту женщину?
— Ее зовут Наташа, но это почти все, что я о ней знаю.
— А вас не удивило, что рядом в самолете оказался человек, способный провести экспертизу и направить ход ваших мыслей совершенно по иному руслу? Что вы собирались делать с солонкой, которую считали золотой?
— Скорее всего, сохранил бы как память о бурно проведенном дне.
— Ко мне вы, во всяком случае, не пришли бы. Разве не так?
Виталий Алексеевич был прав: я действительно собирался поставить на этой истории жирный крест. Не исключено, что сегодняшним визитом я подставил Веневитинова. О чем, кстати, нисколько не жалею по той простой причине, что перед этим Веневитинов подставил меня.
— Эту изящную вещицу, Феликс, я выиграл у одного человека. Он и дал мне телефон Шагиняна. Очень может быть, что в ту ночь вы выиграли у меня не только безделушку ценой в десять тысяч долларов, но и судьбу. Я ведь предупредил вас, что солонка имеет свою историю.
Что правда, то правда. Предупреждение было. Но я никак не думал, что за такой безделушкой может вестись столь кровавая охота. На мой вопрос, что он знает о человеке, проигравшем ему эту вещь, Веневитинов только развел руками:
— Я не задаю партнерам вопросов, не относящихся к игре.
Самым умным было бы плюнуть на все и, раскланявшись с Веневитиновым, удалиться к родным пенатам отсыпаться после поездки в столицу. Но интуиция мне подсказывала, что выспаться мне не дадут, как не дадут забыть о нечаянно свалившейся на голову в роковую ночь удаче. Веневитинову я верил и не верил. Все, что он говорил, могло быть правдой, а могло ею и не быть. Я не исключал того, что Виталий Алексеевич специально проиграл мне золотую солонку, чтобы проверить канал сбыта, вызывающий у него определенные сомнения.
Витька Чуев, в отличие от Веневитинова, еще спал, хотя время уже приближалось к полудню. Но для человека, который по преимуществу ведет ночной образ жизни, это еще раннее утро. Причем настолько раннее, что мне с трудом удалось после пятнадцати минут непрерывного звона вызвать шевеление в его квартире. Однако дверь открыл не Чуев, а патлатая девица, которая выпучила на меня явно хмельные глаза и с некоторым усилием произнесла только одну букву, хотя и с выражением:
— О!
— Доброе утро, сударыня, — склонился я в изящном поклоне. — Простите, что побеспокоил вас в неурочный час. Я бы хотел видеть мистера Чуева. Вы его секретарша?
— Э…
— Тогда, видимо, экономка. Вам не холодно, сударыня? Вы по рассеянности забыли набросить на плечи пеньюар.
— А, — сказала экономка, разглядывая себя в зеркале и пытаясь найти на своем молодом цветущем теле хотя бы намек на одежду. — Вы кто такой?
— Граф Строганов, с вашего позволения. Это ничего, что я вас побеспокоил?
Видимо, девушке показалось, что у нее с похмелья начались глюки. Ибо ничто так не сбивает с толку представительниц прекрасного пола, ведущих сексуально распущенный образ жизни, как вежливость, присущая только истинным кавалерам.
— Так где Виктор, вы говорите?
Пока сударыня переживала случившееся с ней поутру то ли реальное, то ли виртуальное приключение, я прошел в спальню джентльмена и вылил ему за шиворот стакан холодной воды. По опыту знаю, что иным способом Чуева не добудиться. А вот на стакан воды он отреагировал живенько. То есть птицей Феникс вспорхнул с дивана и издал душераздирающий вопль. В отличие от голой экономки Чуев был в брюках, рубашке и даже при галстуке-бабочке. Правда — без смокинга. На смокинге сейчас сидел я и с интересом смотрел, как мой старинный приятель выделывает балетные па по комнате, которая одновременно была и гостиной, и спальней, и кабинетом — словом, совмещала практически все функции.
— Ну ты… Ох ты… — Чуев был куда красноречивее своей «секретарши», но красноречие было не того ряда, за которое дают Нобелевскую премию.
— Мне нужна фамилия Наташи и ее координаты, — оборвал я его на полуслове.
— Какой еще Наташи? — Чуеву, видимо, надоело разыгрывать из себя обезьяну, находящуюся в последней стадии маниакального возбуждения, и он обессиленно рухнул в кресло.
Я бросил ему непочатую банку пива, сиротливо стоящую на столе в окружении своих опустевших сестер. Если судить по царившему в комнате беспорядку и внешнему виду Чуева, то вернулся он вчера поздно и в сильном подпитии. Да и вообще, по-моему, всю последнюю неделю вел разгульный образ жизни.
— Денег нет, старик, — пожаловался Чуев, жадными глотками опустошая банку. — Перед тобой полный и законченный банкрот.
— Банкроту приличнее держать в доме домработницу, а не секретаршу.
— У, — разродилась еще одним звуком девица. — Приперся тут…
Терпеть не могу матерящихся женщин. И, будь у меня больше времени, я обязательно провел бы с экономкой разъяснительную работу, а может, и втянулся бы в воспитательный процесс, поскольку фигурка того стоила, но сейчас мне было просто не до этого, и я пропустил грубый выпад мимо ушей.
— Какая Наташка, Феликс? Вокруг меня крутятся десятки девочек. Я не помню даже, как эту зовут.
— Козел, — пробурчала в сторону нанимателя голая «секретарша» и была, по-моему, абсолютно права. Во всяком случае, я не стал опровергать даму или делать ей замечание. А Чуев оскорбления, кажется, не расслышал.
