— А почему странный?
— Потому что в ваши годы человек должен уже определиться в жизни.
— Я определился. Меня моя жизнь устраивает. И в плане материальном, и в плане духовном.
— Иными словами: вы счастливый человек?
— Да. Счастливый. Я живу так, как мне нравится, и ни перед кем не отчитываюсь за бесцельно прожитые годы. Разве мы не за это боролись?
— А вы боролись? — засмеялась Наташа.
Смех, между прочим, был ехидным. И это ехидство было оправданным. Ибо я действительно не боролся. Наверное потому, что не успел в силу возрастных причин. На меня, что называется, упало, как, впрочем, упало и на многих других. Кто-то адаптировался к этой внезапно рухнувшей на плечи свободе, кто-то нет. Но в принципе винить особо некого. Человек в общем-то не созидает жизнь, он к ней приспосабливается.
— Убогая у вас философия, однако, — сморщила миленький носик Наташа. — А кто в таком случае жизнь созидает?
— Возможно, Бог, возможно, дьявол, а возможно, оба вместе, оставляя за человеком право хватать на лету их милости и уворачиваться от неприятностей.
— И вы уворачиваетесь?
— Да. Сегодня, например, меня едва не застрелили. Хотя, заметьте, я ни в чем не был виноват. И неприятность эта свалилась мне на голову только потому, что неделю назад мне улыбнулась фортуна в виде карточного выигрыша. Так что в этом мире все уравновешено. И, чтобы получить куш, надо чем-то рискнуть, ну хотя бы покоем.
— Так вы карточный шулер?
— Нет. Я игрок. И в сфере моих интересов не только карты. Карты это скорее хобби, чем профессия. Я не обманываю судьбу, я с ней играю.
Наташа задумалась. Похоже, она впервые столкнулась с подобным экземпляром. Хотя, конечно, она имела все основания заподозрить меня в неискренности и в стремлении пустить пыль в глаза. Мало ли чего не наплетет мужчина, желая понравиться женщине. Каждому хочется в определенные моменты выглядеть роковым и загадочным. По личному опыту знаю, что женщинам романтичным нравятся циники. Но Наташа, судя по всему, к романтичным женщинам не принадлежала. Видимо, ее заинтересовала моя философия, но отнюдь не моя особа. То есть интересовать-то я ее интересовал, но совсем не в том смысле, в каком мне хотелось бы. И вообще я заподозрил, что она знает обо мне больше, чем обнаруживает. Я намекнул ей на это, и она кивнула головой:
— Чуев рассказывал мне о вас.
— Витька соврет, недорого возьмет, — на всякий случай отговорился я. — Что вы можете сказать по поводу этой милой зверушки?
Наташа разглядывала солонку с интересом. Интерес, впрочем, очень скоро пропал, и вернула она мне золотого тигра почти небрежно:
— Это подделка, никакой ценности не представляет. Довольно топорная работа.
Вот черт! Я едва не выругался вслух. Не хватало еще, чтобы доллары оказались фальшивыми. И тогда вырисовывалась вполне однозначная картина обыкновенного мошенничества — столичные аферисты с блеском кинули провинциального лоха. Дело в том, что это был совсем не тот тигр, которого я выиграл у Веневитинова. На этой поделке из желтого металла не было даже клейма. И, как я заподозрил, Шагинян сунул мне его в руку не случайно, а для успокоения нервов. А эта заварушка со стрельбой была не более чем комедией. Расчет был на то, что до смерти напуганный человек не сразу разберется, что золотую вещицу ему подменили, а доллары подсунули фальшивые.
Боюсь, что с этой минуты я стал очень плохим собеседником и невнимательным кавалером. Меня душила ярость, которую в ограниченном и замкнутом пространстве самолета не на кого было пролить. Сами понимаете, никому не хочется ходить в дураках. Была бы у меня возможность развернуть самолет, я, безусловно, сделал бы это. К сожалению, такой возможности у меня не было, а разыгрывать из себя террориста-угонщика по столь незначительному поводу мне не хотелось. Прощался я с Наташей довольно сухо, не взяв у нее ни телефона, ни адреса, чем, кажется, ее удивил. Но в этот момент мне было не до женщин и даже не до красивых женщин. Я человек заводной и жутко злопамятный. А честь игрока требует посчитаться с людьми, которые ведут грязную игру с судьбой.
Стопы свои я решил направить к Веневитинову, он один мог предоставить мне координаты Шагиняна и прояснить кое-какие темные моменты в этой истории.
По пути к Виталию Алексеевичу меня ждал сюрприз. В банке, куда я свернул на всякий случай, мне объяснили, что доллары настоящие. Причем все. Выходит, я зря проклинал Шагиняна, мир его праху. Он честно заплатил мне все, что было оговорено. Тогда тем более непонятно, зачем он вручил мне фальшивого тигра?
Веневитинов был дома, но куда-то собирался и, впустив меня в квартиру, нельзя сказать что демонстративно, но все-таки бросил взгляд на часы. Впрочем, на суховатом его лице при моем появлении не отразилось ни удивления, ни неудовольствия. Виталию Алексеевичу было под пятьдесят, жил он, кажется, один. Во всяком случае, присутствия женщины я не обнаружил. Да и не искал. Мне не было дела до того, как проводит свой досуг убежденный холостяк. Я пришел к нему в квартиру совсем по другому поводу и сразу же взял быка за рога.
— Вам не удалось продать солонку Шагиняну? — удивленно вскинул он на меня глаза.
— Да как вам сказать… — Я с удовольствием устроился в предложенном мне кресле. — Деньги я получил. А что касается солонки, то, как мне сегодня объяснил один очень знающий человек, искусствовед, это всего лишь копия.
Надо вам сказать, что у Веневитинова очень неподвижное лицо. Он невысок ростом, сухощав, даже худосочен, но именно из-за жесткого, почти злого лица не производит впечатления человека слабого. И в картах он может все или почти все. Словом, игрок с большой буквы. Он и проигрывает крайне редко. Просто в ту ночь, когда он проиграл мне золотого тигра, у него был Час Невезения. Этот Час бывает у каждого игрока, даже самого выдающегося. В Час Невезения нельзя останавливаться и сходить с круга. Надо спускать все до последнего гроша, дабы не злить судьбу. А если испугался, заюлил, занялся подсчетами, то лучше тебе потом к игровому столу не садиться. Везения больше не будет. И как игрок ты кончился. Те, кто сделал игру профессией, это знают и никогда не останавливаются в Час Невезения.
— Если я вас правильно понял, Феликс, — серые глаза Веневитинова смотрели на меня в упор, — вы хотите обвинить меня в мошенничестве?
— И в мыслях ничего подобного не держал. За выигранную у вас солонку я получил от Шагиняна десять тысяч долларов.
— Тогда откуда взялась эта копия?
— А вот это я хотел бы у вас узнать.
Веневитинов засмеялся. Во всяком случае, с некоторой натяжкой это можно было считать смехом. Наверное, если мумии когда-нибудь смеются, то делают они это точно как Виталий Алексеевич. Лицо неподвижно, лишь уголки тонких губ слегка подрагивают, а из глубины нутра раздается то ли кудахтанье, то ли дребезжание, а может, и то и другое вместе. В общем, смех был такого рода, который не предполагает совместного веселья, а скорее заставляет насторожиться. Честно скажу, я уважаю Веневитинова, но не люблю. Да и встречаемся мы редко. Хотя иногда он выказывает в мою сторону некоторые признаки симпатии. Или, точнее, то, что при большом желании можно считать признаками симпатии. Тяжелый человек Веневитинов, что там говорить. Тяжелый и непонятный. И мне сейчас вдруг пришло в голову, что в ту счастливую ночь, когда я выиграл кучу долларов и золотого тигра, начался мой Час Невезения. Возможно, виной тому был странный смех Веневитинова.
