Бледное небо, казалось, покрывала корка льда. Разве на Лани можно представить себе что-нибудь необледеневшим? Только в полдень тонкие струйки начинали стекать по склонам освещенных солнцем гор, чтобы снова замерзнуть ночью. Тем не менее, здесь, в долине, было все-таки теплее, чем на остальной территории планеты…
Бордман вздрогнул, застигнутый врасплох резким звуком вызова, наскоро вытер лицо и поспешил одеться. Взгляд невольно задержался на нашивке с изображением пальмы. Да, трудно представить себе что-либо более несуразное, чем символ пальмы на планете, промерзшей в глубину на шестьдесят футов! Честно говоря, ношение формы было вовсе необязательным, к тому же эта нашивка прибавляла поводов для насмешек над Старшим Офицером Надзора, которого за глаза здесь все называли Старшим Надсмотрщиком. Но каждое утро Дэниэл упрямо натягивал комбинезон. Наверное, так в былые времена рыцари по утрам неизменно облачались в свои доспехи — не для защиты от возможных противников, а с одной лишь целью — придать себе достоинства и уверенности. Чем больше раздавалось в его адрес колкостей, тем уверенней печатал он шаг и тем официальнее становилось выражение его лица… Никто из здешних шутников не должен был догадаться, что Старшему Надсмотрщику отчаянно трудно сохранять величественный вид, а еще трудней — поверить в целесообразность своего пребывания на этой планете.
Бордман прервал настырное верещание сигнала и взглянул на оживший экран только тогда, когда убедился, что форма, а также лицо в полном порядке. Скверно начинается день… Кеннет Хегман был последним среди тех, от кого он пожелал бы услышать пожелание доброго утра.
Хегман и его сестра Рики — рыжие бесенята, которые всячески старались сделать неприятную жизнь на Лани еще неприятней, во всяком случае, для Дэниэла Бордмана, Старшего Надсмотрщика Колониального Надзора. Рики и Кен были на два — три года младше Бордмана и по глубоко укоренившейся школярской привычке терпеть не могли проверяющих и наставляющих на путь истинный. Честно говоря, сотрудников Колониального Надзора вообще мало кто любил, но поскольку именно от них в конечном итоге зависело, получит та или иная колония лицензию на свою деятельность, большинство старательно скрывали неприязнь…
Большинство, но только не Кен и Рики.
Эти двое считали себя старожилами Лани — еще бы, полтора года пребывания в здешнем ледяном аду! К тому же были уверены в огромной важности своей работы как для этой планеты, так и (в перспективе) для всего человечества. Бордман готов был согласиться с этим: Кен в свои неполные двадцать пять считался блестящим специалистом по минералогии и шахтерскому делу. А в данный момент он замещал заболевшего диспетчера порта, так что не мог пожаловаться на избыток свободного времени. Рики же была отличным химиком, и Дэниэлу казалось, что она покидает свою лабораторию только для того, чтобы показать ему, бездельнику, до чего она загружена сверхважной работой, в то время как некоторые… Да, некоторые прибывают на чужие планеты, похоже, только для того, чтобы путаться у всех под ногами, приставать к занятым людям со своими дурацкими проверками и оглашать дурацкие пункты дурацких инструкций!
Действительно, при виде Рики Бордман почему-то всегда принимал крайне официальный вид. Но самым скверным было то, что в глубине души он все меньше ощущал полезность своей работы и все больше готов был согласиться и с Рики, насмешливо фыркавшей ему вслед, и с Кеном, который общался с ним с такой преувеличенной почтительностью, что у Дэниэла порой невольно сжимались кулаки. Как-никак, ему и самому было всего двадцать семь, поэтому после очередного серьезного вступления: «Извините, Старший Офицер Надзора, что отрываю вас от важных дел… сэр!», так и подмывало ответить: «А пошел-ка ты через шихту, спек и красный шлам прямым ходом на карбонизацию и кальцинацию… сэр!» Пусть этот юный вундеркинд от минералогии как следует почувствует, куда его посылают.
— Извините, Старший Инспектор Надзора, что отрываю вас от важных дел, сэр, — донеслось с экрана.
Бордман молча шевельнул губами, а затем привычно-отрывисто произнес:
— Слушаю вас, Хегман!
Однако вместо того, чтобы изложить свое дело, Хегман почему-то молчал, и вдруг Дэниэл заметил, что вид у Кена сегодня, мягко говоря, не совсем обычный. Казалось, то, что он хочет сказать, прочно застряло у него в горле, и только ценой отчаянного усилия Хегман наконец все же справился со своим голосом.
— Бордман, зайдите ко мне как можно скорее… — быстро, почти умоляюще проговорил он. — Прямо сейчас… Сможете?
— В чем дело?
— Да… Нет! — после этих несообразных вскриков Хегман опять надолго замолк. Его следующие слова были сказаны почти шепотом: — Бордман, пожалуйста, поторопитесь!
Экран погас, прежде чем Дэниэл успел что-либо еще спросить. Сигнал окончания связи застал его уже в коридоре: он не знал, что за чрезвычайное происшествие вызвало столь странное состояние Хегмана, но собирался выяснить это как можно скорее.
Итак, Кен обратился не к своим коллегам, «людям дела», а к столь презираемому им чиновнику Колониального Надзора, который только и бубнит выдержки из официальных инструкций. Любое ЧП следовало тщательно скрывать именно от такого чиновника, способного из-за любой ерунды приостановить выдачу лицензии колонии на Лани. А тогда — всех без исключения колонистов ждал такой спектр разнообразнейших неприятностей, что Бордману даже не хотелось думать об этом.
Кстати, ему вообще ни о чем не хотелось думать, пока он быстрым шагом (но по возможности сохраняя чувство собственного достоинства) мерил коридор по направлению к скоростному лифту.
Лифт ждали двое рабочих-строителей — такие же молодые, деловитые и ужасно занятые, как и все колонисты Лани (на подобной планете старичкам, бездельникам и инвалидам просто нечего делать). Из оживленного спора на тему бурения скважин при температуре, близкой к «ситуации в аду за сотню лет до того, как там развели огонь под первой сковородкой», Бордман понял едва ли одно слово из десяти. Да и разговор прервался на полуслове, как только парни разглядели изображение пальмы на его рукаве. Один из них толкнул локтем другого — и через секунду перед Дэниэлом стояли школьники, обнаружившие, что в их компании вдруг появился ябеда и подлиза, любимчик директора.
Да, в придачу к пальме на рукаве неплохо было бы нарисовать на спине мишень, чтобы с удобством кидать не только шуточки, но и более ощутимые предметы… Одолеваемый подобными горькими мыслями, он вслед за строителями втиснулся в скоростной лифт.
И все же лифт оказался недостаточно скоростным, поэтому Дэниэл успел насладиться следующим диалогом между своими попутчиками:
— Джим, ты знаешь, почему стоящая работа обычно достается самым талантливым людям?
— Почему?
— Да потому что работать может далеко не каждый! Тот, кто может работать, тот работает, кто не может работать, тот учит, кто не может учить — руководит…
Бордман первым выскочил из остановившегося лифта, но успел услышать фразу, произнесенную ему вслед с особым смаком:
