Из глубины леса донесся протяжный волчий вой. Лев не торопился атаковать, а у Хольгера не было никакой охоты вести с ним дискуссию о правилах движения по лесным тропам. Зато Папиллон был настроен воинственно. Но Хольгер сильно натянул поводья и пустил сопротивляющегося жеребца по дуге влево, в обход льва. Когда лев остался сзади, Хольгер вытер рукой мокрый от пота лоб.
Они продолжали свой путь, и вскоре настала ночь. В голове у Хольгера как будто вертелась дикая карусель. Медведи, волки, львы… Где такие страны, чтобы эти звери жили бок о бок? В какой-нибудь глухой провинции Индии?.. Но в Индии, кажется, нет европейской флоры… Он попытался вспомнить что-нибудь из Киплинга, но ничего, кроме общих мест — «запад есть запад, восток есть восток» — не приходило в голову. Тут невидимая в темноте ветка хлестнула его по щеке, и весь Киплинг закончился чертыханьем.
— Кажется, эту ночь мы проведем с тобой под открытым небом, — сообщил он коню. — Давно об этом мечтал. А ты?
Папиллон — черная масса среди царства тьмы. _ уверенно шел вперед. До слуха Хольгера доносилось то уханье филина, то хриплый визг вдалеке, то жуткий вой… Что это?! Мерзкий хохот откуда-то прямо из-под копыт!
— Кто тут?! Кто это?!
Топот убегающих ног. Улетающий смех. Озноб по спине. Ладно, едем дальше. Ночи здесь довольно прохладные.
Внезапно небо над его головой взорвалось звездами. Хольгер не сразу сообразил, что они выехали из чащи на открытое место. Впереди мерцал огонек. Неужели жилье? Он пришпорил коня.
Когда огонь приблизился, Хольгер разглядел ветхое примитивное строение, стены которого были сплетены из ивовых прутьев и обмазаны глиной, а крыша покрыта дерном. Внутри горел огонь, светилось крохотное окошко без стекол. Хольгер остановил коня и облизал пересохшие губы. Сердце отчаянно, как будто он снова оказался лицом к лицу со львом, колотилось.
Самое разумное сейчас — остаться в седле. Он ударил в дверь древком копья. Дверь заскрипела и распахнулась. В дверном проеме на фоне тусклого света показалась черная сгорбленная фигура и каркнула скрипучим старушечьим голосом:
— Кто здесь? Кто пожаловал в гости к Матери Герде?
— Я, кажется, сбился с пути, — произнес Хольгер. — Не пустишь ли меня на ночлег?
— О, это рыцарь! Молодой и прекрасный рыцарь! Хотя Мать Герда совсем ослепла от старости, но хорошо видит, кто ночью стучит в ее дверь, хорошо видит! Сходи, сходи с коня, славный рыцарь, и располагай всем, чем богата бедная старуха, которая тебе искренне рада и которая в таких годах, когда нечего бояться греха, хотя и она знала другие времена, знала, знала… Но те времена кончились, увы, еще до того, как ты появился на свет, а теперь я совсем старуха, одинокая старуха, которая рада любой вести из большого мира, стучащейся к ней в дверь. Входи, отринь спасенья, входи, прошу тебя. Здесь, на краю света, ты не найдешь другого убежища.
Хольгер протиснулся в дверь. В хижине больше никого не было. Кажется, здесь он мог чувствовать себя в безопасности.
Глава 2
Он сел на табурет возле колченогого тесаного стола. Глаза ел дым, стелющийся под потолком и медленно улетучивающийся через дыру в крыше. Еще одна дверь вела из комнаты в конюшню, где в стойле уже стоял Папиллон. Земляной пол. В грубом каменном очаге пылает огонь. Когда глаза притерпелись к дыму, Хольгер заметил еще пару табуретов, соломенный тюфяк в углу, различную хозяйственную утварь, а также большого черного кота, сидящего на бог весть откуда взявшемся здесь красивом и дорогом сундуке. Его немигающие желтые глазищи неотступно следили за Хольгером. Старуха — Мать Герда — мешала какое-то варево в железном котле, висящем над очагом. Седые волосы грязными прядями свисали вдоль морщинистых впалых щек, нос торчал крючком, рот беспрестанно кривился в бессмысленной ухмылке, — вся она была горбатой, худой и дряхлой, а ветхое платье болталось на ней мешком. Но глаза, глаза ее блестели темным и твердым огнем.
— Не след, конечно, — приговаривала она, — мне, бедной полоумной старухе, доверять тайны или просто-напросто то, о чем лучше не болтать, первому встречному. Много тут бродит по краю света разного тайного люда — почем я знаю, может быть, ты рыцарь из Фейери, превратившийся в человека, чтобы проверить и наказать за болтовню мой любопытный язык? Однако, славный рыцарь, никак не может он удержаться, чтобы не спросить о том, как тебя величать. Нет, нет, не нужно настоящего имени, зачем открывать его такой старой никчемной нищенке, которая годится только на то, чтобы зря молоть языком, но хоть какое-то имя, чтобы я могла обращаться к тебе согласно приличиям и с надлежащим почтением.
— Хольгер Карлсен, — сказал он. Она буквально подпрыгнула, едва не опрокинув котел.
— Как? Как ты сказал, славный рыцарь?
В чем дело? Может, его разыскивают? Может, это какая-нибудь дикая окраина Германии? Он нащупал рукоятку стилета, который на всякий случай сунул за пояс.
— Хольгер Карлсен! Что тебя удивляет?
— Ох!.. Н-н-ничего, милостивый господин. — Мать Герда отвела глаза, и тут же вновь выстрелила в него зорким снайперским взглядом. — Только то, что и Хольгер, и Карл — это, прямо скажем, очень громкие имена, как ты и сам знаешь, однако, если говорить напрямик, я никогда не слыхивала, чтобы один из них был сыном другого, ибо их отцами, как известно, были Пепин Годфред и… или, точнее, я хотела сказать совсем другое… Конечно, в некотором смысле король — всегда отец своего вассала и…
— Я не имею отношения к этим джентльменам, — оборвал ее Хольгер. — Это случайное совпадение.
Она как будто успокоилась и выловила для него из котла кус вареного мяса. Он не заставил себя упрашивать и налег на еду, не мороча голову мыслями о заразе или отраве. Старуха выложила на стол хлеб и сыр, и он нарезал их стилетом. Венчала меню кружка исключительно хорошего пива. Когда он расправился со всем этим и отдышался, он сказал:
— Благодарю. Ты спасла меня от голодной смерти.
— Что ты, что ты, рыцарь, мне стыдно, что я подала тебе такую еду, тебе, который, конечно, не раз и не два делил трапезу с королями и герцогами под музыку и песни менестрелей, и хотя я совсем стара и не очень искусна, но в твою честь, если пожелаешь, тоже могла бы спеть и…
— У тебя отменное пиво, — поспешно прервал ее Хольгер. — Я никогда не пивал пива этого сорта. Кажется…
Он хотел сказать: «Кажется, местный пивной заводик просто чудом миновала громкая слава». Но старуха, хихикнув, перебила его:
— Ох, благородный сэр Хольгер, ты не простой рыцарь, и если ты даже и не из высшей знати, то человек ты опытный и проницательный. Мигом раскусил маленький фокус бедной старухи. И хотя добрые христиане вроде тебя чураются всякой магии и зовут ее измышлениями дьявола, но, по правде сказать, моя ворожба почти что то же самое, что и чудотворные деяния святых угодников, которые творят чудеса как для язычников, так и для христиан. Ты, конечно, должен понять, что здесь, на краю света, ну никак не обойтись без капельки магии — больше для защиты от сил Срединного Мира, чем ради барыша, и в своей милости ты не станешь требовать сжечь бедную, но добронравную старуху за то, что она поворожила над кружечкой пива, дабы оно лучше грело ее старые кости в холодные зимние ночи, в то время как столько могущественных волшебников, ничуть не опасаясь справедливой кары, у всех на виду прямо-таки торгуют черной магией…
