Обнажив в шкафу приборную панель, Вадим включил приёмник и пробежался настройкой по частотам, вылавливая станции, ещё доступные его приборам. Теперь он представлял, почему с каждым месяцем всё меньше становится спутниковых программ и отчего удлиняется мёртвый период на пике ночи, когда не ловится ни одна, – это нарастает крутизна подбугорных склонов. Уже нетрудно прикинуть сроки полного затмения эфира. Здешний климат к тому времени изменится окончательно, а губернией завладеет чужая природа. И что начнётся затем?
Как по расписанию, каналы вырубились, и Вадим со вздохом отключил приёмник. Спрятав приборы за стопками, принялся наводить в квартире марафет, стараясь не слишком скрипеть полом. Но не успел он убрать со стола и вымыть посуду, ссыпав крошки разгулявшемуся к ночи мышонку, – как в дверь опять постучали. Для подтверждения глянув на Жофрея, сейчас и не подумавшего прятаться, Вадим безбоязненно открыл и пропустил внутрь Алису, красавицу губернского масштаба, тоже что-то притаранившую в клюве своим домашним любимцам.
Конечно, Вадиму было приятно видеть её, всегда цветущую и ухоженную, – но не слишком ли она зачастила сюда? Проводить каждую ночь с ведущей дикторшей Студии, наверное, лестно, однако хлопотно. К тому ж Алиса не из тех, кто согласится делить Вадима с кем-нибудь или чем-то, – рано или поздно потребует его целиком. А что он сможет дать?
Однако сейчас за её избыточной живостью Вадим ощутил неладное и отправился ставить чайник, по мере сил разыгрывая из себя радушного хозяина. Потискав котейку, тоже на диво безропотного, Алиса водрузила на столик сумку и принялась раскладывать по тарелкам отборные продукты, будто явилась спасать их от голодной смерти, – при этом не забывая потчевать заинтригованного Жофрея лакомыми кусочками. Кажется, он наконец дождался кошачьего рая – за столько месяцев страданий!
– «Я к вам пришёл навеки поселиться»? – не удержался Вадим, наблюдая за ней с растущим беспокойством. – Или, по-твоему, я выгляжу настолько измождённым? Мать, остановись!.. Я же только из-за стола. И котейку пожалей – куда ему столько?
– Было б о чём горевать, – пожала плечами Алиса, убирая опустошённую сумку на пол, а сама с ногами забираясь на диван. – У нас этого добра!..
– Ну да, «что тут пить»? – качая головой, подтвердил Вадим. – То-то мне приходится так воевать за твои бока.
– Вот и восполнишь калории, – сказала она равнодушно. – А нет, так выбрось.
– «Пропадай моя телега!» – возгласил Вадим. – Ладно, подружка, чего стряслось?
– Марк меня избил, – ответила Алиса тем же спокойным голосом. – Впервые за всё время. Причём, обрати внимание, не тронул ни лица, ни груди – помнил, мерзавец, где служебный инвентарь, всё рассчитал. А как обзывался, ты б слышал! – Чуть помолчав, она добавила: – Знаешь, теперь я его боюсь.
Вадиму сделалось настолько мерзко, будто он провалился в сортирную яму. «Бог мой, – с тоскливым недоумением подумал он, – ну что за дерьмо – вонючее, первостатейнейшее!.. Зачем же они сами в него лезут? Нравится ходить извоженными с головы до пят?»
– И что? – спросил он. – Ты-то чего собираешься делать?
– Что я могу? – безнадёжно сказала Алиса. – Ни квартиры, ни пайка приличного. Я ж только диктор, а за популярность нам не приплачивают. Придётся терпеть.
– Может, поговорить с ним? – предложил Вадим, с отвращением представляя, как станет метелить Марка по сытым скулам, срывая с них кожу, кроша зубы. – Вдруг подействует?
– И думать не смей, – испугалась Алиса. – За ним теперь столько стоит: вся Крепость! Он же «золототысячник», забыл? Только хуже будет – обоим. Тебя прищучат, а на мне Марк потом отыграется.
– Дерьмо! – выругался Вадим, жалея, что не хватает решимости на большее. – И все они там. «Золототысячники», мать их!.. Ладно, ты прихватила свои мази? Давай подлечу.
Выпростав женщину из халата, Вадим разложил её на диване и стал прощупывать синяки, чувствуя, как с пальцев стекает целительное тепло, расплываясь по нежной плоти, растворяя болезненные уплотнения. При серьёзных ранениях это вряд ли бы помогло, но для мелочёвки хватало.
– Помнишь, каким он был после Отделения, когда всё пошло наперекос? – бормотала Алиса примятыми губами. – В подушку рыдал, у каждого прощение вымаливал, в окно бросался. Еле оттащили тогда – окровавленного, скулящего. («Весь израненный, он жалобно стонал», – пробормотал Вадим.) А как в мужья напросился, помнишь? Измором же взял: дождался, пока влетела в трудную полосу и растерялась по малолетству, – тут Максик и случился рядом, приголубил.
– Обычная тактика этих паучин, – поддакнул Вадим. – Главное – не стесняться просить. И давить, давить на жалость, пока не уступят. Вот и достаются им лучшие девы. Зато потом на тех отыгрываются так, что остаются одни оболочки. Встречал я таких.
Он продолжал что-то говорить, рассказывать, вспоминать – безмятежно ровным, даже заунывным голосом. При этом не прекращал обрабатывать её болячки, постепенно, по мере их устранения, переключаясь на обычный массаж, уже потребный Алисе как наркотик. Совершенно обмякнув, она распласталась ничком, даже глаза прикрыла, словно утешилась наконец. А на лице проступало блаженство, почти равное страданию.
– Ей-богу, чтоб испытать такое, не страшно пройти через побои, – разомлевшим голосом пролепетала женщина, когда самозваный лекарь завершил процедуру. – Ты кладезь, Вадик! Это куда круче прежнего. Теперь бы ещё… Чёрт возьми, братик, за столько лет можешь хоть раз сходить мне навстречу! – распаляясь, воскликнула она. – Неужто никогда тебя не попробую?
– Вот мы и снова в форме! – сказал Вадим, шлёпнув по её роскошному заду, чтобы пригасить страсти. – Если б от побоев оставались только синяки… Так чего ты ещё не пробовала, извращенка? Что-то там с «братиком», да? Оч-чень интересно.
Смеясь и всхлипывая, Алиса вскинулась с дивана и побежала в ванную, даже не убоявшись холодного душа. Освежённая и остуженная до гусиной кожи, вернулась в комнату, нырнула в приготовленную Вадимом постель и сразу принялась за чай, уже разлитый по чашкам, ревниво выспрашивая, откуда взялось домашнее печенье да из чего сделано варенье, и заверяя, что сама бы управилась не хуже.
Потом стала жаловаться на изменившиеся Студийные порядки, на прогрессирующий дебилизм передач, которые она, к счастью, не смотрит и не смогла бы смотреть – настолько они смахивают на бредни «развитого социализма», уже тогда отдававшие маразмом. Но сейчас, когда подобный идиотизм должен бросаться в глаза, на Студии в упор этого не замечают, будто забыли всё напрочь, – а может, только делают вид. Самое странное, что и публика не возбухает, словно её приучили к такой отраве, постепенно наращивая дозу, – даже полно восторженных отзывов. И это не официозная статистика: Алиса судит по своим приятелям и знакомым, а им какая выгода врать? Но более остальных оборзел сам Главреж, наша неувядающая звезда, уже перетрахав на Студии всё, что движется («И что вещает с экрана?» – невинно вставил Вадим), включая большинство мальчиков – от сорока лет и ниже. А уж старлетки в его кабинете кувыркаются штабелями, особенно с наступлением ночи. И откуда такая потенция в его возрасте? – похоже, у него не опускается никогда. Кстати… Вадиму-то, конечно, плевать, но ведь и Марк стал домогаться её каждый вечер, перед уходом на службу («Разве не знал? Они теперь работают ночами».), – это Марк, который раньше лишь по праздникам на что-то отваживался!.. И не ухмыляйся, пожалуйста, мне от этого никакой радости: всё равно что на кол надеваться. Он ведь даже не пытается разогреть, – хоть сама загодя смазывайся кремом!.. Ну что ты всё хмыкаешь? Думаешь, приятно, когда тебя используют в качестве раздражителя, вроде ствола с дуплом или пластиковой куклы, – лишь бы отстреляться? Это только противно… и больно. Потом, разве Марк один такой? Да все вокруг будто с цепей посрывались и кинулись метить территорию собственной спермой. Или на них служба так действует? Представляешь, каждую ночь раскручивать эти дурацкие игры: кто там кого и на какой кривой обскачет, – в самом деле можно озвереть!.. Но что поделать: всё равно мужчины должны в это играть – иначе какой смысл?
