После каждой такой стычки с учителем Уимфорт, как правило, отказывался от своих изначальных намерений. Никакого плана или программы обучения юноша, разумеется, не терпел, однако даже в результате своих поверхностных и несистематизированных занятий он понял, что между различными аспектами чародейства существуют множественные и весьма сложные взаимосвязи. Он был упрям. Чарнал давно догадался, что каждый раз, когда мальчик нехотя уступал его доводам, про себя он давал зарок во что бы то ни стало прийти к желанной цели другим путем. Пока же ему приходилось считаться с принципами своего наставника, ибо другого выхода у него не было.
Его дебютным выступлением стал компромисс, на который Чарнал вынужден был согласиться, отвергнув предварительно несколько куда более безумных проектов. Мальчику хотелось непременно поразить воображение и вызвать трепет в сердцах сограждан, и это ему удалось. Голова его была битком набита дешевой романтикой баллад о диком прошлом Кайн Газера, когда неистовые стада вихрем проносились по грязным улицам и скотным дворам города, и свое первое волшебство он намеревался посвятить той эпохе. И вот однажды ночью, в полнолуние, они с Чарналом отправились в ту часть города, где испокон веку забивали скот. Там начинающий маг нараспев произнес мощнейшее заклинание призывания духов мертвых. И они ответили на его зов, тысячами прянув из пропитанной кровью земли, – духи всех до единого животных, когда-либо расставшихся с жизнью на скотобойнях Кайн Газера и в его окрестностях. Покорные воле пробудивших их от сна чародеев, призрачные стада грохочущей лавиной хлынули на улицы города.
Всю ночь напролет бесплотные быки и коровы с горящими точно угли глазами метались по улицам, поднимая тучи пыли и сотрясая мостовые и стены домов топотом невидимых копыт. У мальчишки и впрямь были чародейские задатки. Народ повскакивал с постелей. Ничего не понимая спросонья, жители прилегающих к бойням беднейших кварталов кинулись вон из своих перенаселенных домов, в панике сбивая друг друга с ног. Несколько десятков человек были затоптаны насмерть обезумевшими от страха соседями или сломали себе шеи, свалившись с лестниц. Но, по мере того как шум нарастал, а ничего не происходило, страх сменялся любопытством, и люди, натянув на себя кое-какую одежонку, устремились на улицы посмотреть, что там делается. Камин отдал приказ снова зажечь уличное освещение и даже уговорил нескольких магнатов открыть свои винные погреба для публики. Началось импровизированное мрачноватое празднество: обрадованные дармовой выпивкой гуляки кучками собирались на перекрестках и площадях, а через них то и дело с резом проносились бестелесные стада. На рассвете орда призраков вернулась на бойню. Там животные одно за другим погрузились в свои могилы, повторив предсмертный крик перед тем как сгинуть в земле снова.
Успех опьянил юнца. Всякое подобие умеренности исчезло из его планов, он затевал одну безрассудную выходку за другой, ожесточенно пытаясь преодолеть сопротивление Чарнала. Потом он вдруг прекратил борьбу и принялся выуживать у своего наставника рекомендации относительно книг, словарей и произношения различных языков. Ученый в общих чертах догадывался, в каком направлении движется его подопечный, но что именно тот задумал, ему и в голову не могло прийти. Как он и опасался, Уимфорт обрушил на головы сограждан следующее чудо также без предупреждения и при этом совершенно самостоятельно. И, разумеется, потерпел сокрушительное фиаско. Единственным ощутимым результатом его колдовства стало заражение всего западного пастбища травой-кровопийцей. Когда мы с Барнаром появились в городе, со времени неприятного инцидента минуло четыре месяца, но склон холма, украшенный выбеленными солнцем и ветром остовами животных, по-прежнему служил своего рода дорожным знаком для всех путешественников, приближавшихся к Кайн Газеру с запада.
Мальчишка получил официальный выговор от отца в присутствии всех членов городского Совета. Это было пощечиной общественному мнению. Большинство советников предпочло бы спустить с юнца штаны и выдрать его как следует. И все же Уимфорт счел себя смертельно оскорбленным. А в его возрасте люди придумывают весьма экстравагантные способы мщения за набитые их самолюбием синяки и шишки.
План, к которому обратился юноша, давно уже владел его воображением, и на этот раз он приложил по-настоящему целенаправленные усилия к его исполнению. К несчастью, Чарнал слишком поздно догадался, что задумал его ученик. А тот вознамерился раздобыть Эликсир Сазмазма из первичного подземного мира.
– Вы только представьте себе это, – с трепетом в голосе говорил Чарнал. – Упрямый зеленый юнец, обладающий мощью существа из третичного подземного мира! Да не позволит Всемогущий Случай никому и никогда вынести хотя бы каплю этого эликсира на поверхность… Но чтобы им завладел мальчишка? Воображение содрогается и отвращает свой взор от подобной перспективы!
Надо отдать ему должное, работал он куда усерднее, чем я полагал возможным. Терпеливо соединяя и расставляя по местам результаты своих самостоятельных изысканий, он выжал из меня несколько интонационных моделей верхнеархаического языка, а потом попросил «Тауматерджикон» Ундля Девятипалого. Только после того, как катастрофа свершилась, я сообразил, что работа Ундля включает подборку из кайрнской «Аквадемониады», а именно заклинания для призывания водных демонов, которые Ундль снабдил ключом в виде транслитерации на верхнеархаический.
Короче говоря, в один прекрасный день он призвал меня в наш кабинет, который находится в подвальном этаже этого дома, и заявил, что готов предоставить мне последний шанс разделить с ним славу. Иными словами, ему нужна была моя помощь в произнесении открытого им заклинания. Хорошо, что он признал это, но куда как плохо то, что в конце концов он решил действовать самостоятельно!
Он описал мне формулу перевоплощения, которая уже действовала внутри его тела и должна была позволить ему, проглотив эликсир, стать чем-то вроде сосуда для него. Это и в самом деле лучший способ удержать при себе нечто столь ценное, как эликсир, ибо его аура так мощна, что постоянно провоцирует других магов и волшебников на создание заклятий похищения. В своих дальнейших действиях мальчик полагался на широко распространенное мнение о том, что боншады являются уникальными морскими демонами, единственно способными достать эликсир, хотя он и лежит за пределами моря, а значит, и за пределами их сферы могущества. Я попытался воззвать к его разуму, задав простой вопрос, почему, по его мнению, никто и никогда не призывает боншад, хотя заклинаний для этого существует великое множество и найти их несложно. Да потому, что никому они не нужны. Никто, включая величайших магов, не может похвастаться плодотворным союзом с этими существами. Тут наш разговор достиг критической точки. Я потребовал, чтобы он вместе со мной отправился к отцу и рассказал ему о своих намерениях. Мальчишка, этот… щенок, бросил мне в лицо горсть парализующего порошка и превратил в беспомощного наблюдателя событий, последовавших друг за другом с молниеносной быстротой.
Он совершил ошибку, характерную для любителя: более или менее успешно справившись с заклятием призывания, он неправильно произнес заклятие власти, которое вплетается в формулу призыва. Дающие власть чары всегда оказываются самой сложной частью любой магической формулы. Говорят даже, будто многие существа не обращают внимания на мелкие погрешности в исполнении заклятий призыва, если чувствуют, что призывающий не властен подчинить их себе. Вот этими-то ошибками они никогда не пренебрегают. Мальчишка держался уверенно и говорил громко, и демон, которого он звал, пришел.
