«Не жди, что я буду бегать за тобой и молить вернуться. Ты знаешь, где меня найти, если передумаешь».
Но она не передумала, а он не стал ее молить. Джулия была уверена, что он этого не сделает – Макс никогда ни о чем не просит. Когда она поняла, что беременна, то просто плыла по течению, не зная, как ей быть. Одно Джулия знала – к этому человеку она не вернется, не вернется к прежней жизни. Хотя по ночам она плакала, потому что скучала по Максу. А каждый раз, когда она глядела на его детей, ее охватывала тоска, потому что девочки не знали своего отца. Но что тут поделать, если он всегда категорически заявлял, что ни под каким видом не хочет детей?
Заскулил Мэрфи, побежал к двери и залаял. Ава издала громкий вопль.
Макс повернулся к окну и встретился глазами с Джулией.
* * *
Она так близко от него. Вон там за стеклом, с ребенком на руках. Лает собака. А он... он не знает, что ему делать.
«Нельзя вот так сразу свалиться ей на голову. Нужно действовать спокойно, не торопясь, обдумать, что говорить».
Ох, Андреа, какая же вы мудрая, здравомыслящая. Джулз вы понравились бы.
Но он так и не придумал, что ей скажет. Нужно улыбнуться, но рот окаменел, и он не мог отвести глаз от ее лица. Она выглядит... черт, она выглядит уставшей, но никогда в жизни он не видел никого краше и милее. Потом она отвернулась, и он непроизвольно протянул руку к окну, словно хотел удержать ее. Но она не ушла, а направилась к двери. Он привалился к стене и облегченно вздохнул. Звякнул замок, и большая дубовая дверь распахнулась. На пороге стояла Джулия, уставшая и бледная, но еще более красивая, чем раньше. Она прижимала к бедру ребенка, а огромный черный Лабрадор стоял рядом.
– Привет, Макс.
Что это? Прошел целый год, у нее двое детей, тайная связь, и все, что она может сказать, – это «Привет, Макс»?
Он не знал, чего ожидать, но явно не этого. Желчная злоба заклокотала в горле, его охватил гнев, и вот-вот злоба и гнев вкупе со страхом, преследовавшим его весь год, вырвутся наружу. И тут он вспомнил слова, сказанные ему преданной помощницей, и подавил раздражение.
– Привет, Джулия.
Он стоял, опершись рукой о стену, с растрёпанными ветром волосами. По его глазам ничего нельзя было прочитать. Но его выдала дергавшаяся жилка на щеке, и она поняла, как сильно он разгневан.
«Привет, Джулия».
Джулия, а не Джулз. А что еще изменилось? Не только ее имя. Она взяла себя в руки и выпрямилась, хотя вся дрожала.
– Входи, – сказала она. В конце концов, он все равно войдет, так что лучше его пригласить.
Он прошел следом за ней на кухню, и его шаги гулко раздались на плиточном полу. Мэрфи побежал следом за Максом, махая хвостом. Джулии вдруг пришло в голову, что собачья шерсть прилипнет к дорогому костюму Макса, а ему – при его аккуратности – это не понравится.
– Закрой дверь, чтобы не выстудить дом, – сказала она.
Макс закрыл дверь и повернулся к ней. Щека у него снова задергалась.
– И это все, что ты хочешь сказать? Целый год от тебя ни слуху ни духу, а сейчас единственное, что ты изрекла, – это «Закрой дверь»?
– Я боюсь, как бы дети не простудились, – ответила она, и его взгляд мгновенно переместился на ребенка. Она плотно сдвинула ноги, чтобы они не дрожали, и сказала: – Это Ава. – Потом указала на манеж. – А это Либби.
Услыхав свое имя, Либби подняла головку, вытащила изо рта обслюнявленное кольцо для зубов, улыбнулась и произнесла:
– Мам-мам.
Вытянув ручки, девочка сжимала и разжимала ладошки – так она просила, чтобы ее взяли из манежа.
Джулия сделала было шаг к ней, но вдруг остановилась и посмотрела на Макса. Сердце бешено стучало.
– Что ж, возьми твою дочь. Ты ведь для этого приехал?
Он словно прирос к полу.
«Твоя дочь».
О боже. Он и не помнил, когда держал на руках ребенка. Такого маленького уж точно не держал. Возможно, кого-нибудь постарше, но не кроху, пускающую слюни и пузыри... и при этом безумно трогательную. Он вдруг испугался, что уронит ее. Скинув пиджак и повесив его на спинку стула, он подошел к манежу, взял девочку под мышки и поднял.
– Какая она легкая!
– Она еще младенец, Макс, а близнецы обычно меньше других детей. Но ты ее не бойся. Дети на редкость крепенькие. Либби, скажи «па-па».
«Папа»?
– Мам-мам, – сказала Либби и схватила его за нос.
– Ух. – Он этого не ожидал.
– Либби, осторожнее. – Джулия отцепила пальчики от носа Макса и посоветовала ему прижать девочку к бедру. Потом посадила ему на другую руку Аву. – Вот, держи. Твои дети.
Он переводил взгляд с одной крохи на другую. Они похожи как две капли воды. Как же Джулия их различает? И еще... они пахнут по-особому. Такого запаха он никогда раньше не вдыхал. Сладкий и чистый...
Ава потянулась к Либби, потом обе заулыбались и уставились на него. У них были ясные голубые глаза такого же цвета, как его собственные. Они улыбались ему совершенно одинаково, и он... сразу их полюбил.
– Ты бы сел, – сказала Джулия прерывающимся голосом.
Она придвинула ему стул. И вовремя, так как ноги Макса не держали. Девочки с изумлением – кажется, радостным – хлопали его по лицу, дергали за уши, пытались отвинтить нос. А он, ошеломленный, сидел и покорно позволял все это с ним проделывать. Когда он поднял голову и посмотрел на Джулию, то она увидела, что его глаза светятся не только любовью к детям, но и гневом. Такого сильного гнева она у него никогда не наблюдала.
Он ее ненавидит! Джулия отвернулась, едва сдерживая слезы.
– Я поставлю чайник, – сказала она, чтобы чем-нибудь заняться.
Девочки захныкали, и она забрала от Макса Аву.
– Ну-ну, любимая, – уговаривала она дочку. Голос у нее прерывался и дрожал. Ава начала тянуть ее за джемпер, и Джулия поняла, что детей пора кормить. Груди у нее покалывало. А как быть с Максом? Он сидел и наблюдал за ней из-под полуопущенных век.
– Мне нужно их покормить, – сказала она.
– Я тебе помогу.
– Интересно, чем? У тебя нет ссответствующего оснащения.
– А... понятно. – Макс покраснел и передал ей Либби.
Джулия подошла к кушетке у окна. Зачем откладывать кормление? Да и стесняться Макса не к чему. Он увидит то, что видел не один раз. Она села, подложила с двух сторон подушки для детей, подняла джемпер и, расстегнув лифчик, приложила девочек к груди.
Макс не знал, куда девать глаза. Вернее, знал. Знал, куда ему хочется смотреть. Но, наверное, это неделикатно! Господи! О какой деликатности можно говорить? Хотя все равно нельзя сидеть и вот так на нее пялиться.
