— Товарищ полковник, — укоризненно сказал майор.
Доктор кивнул.
— В общем, — продолжал он, — на основе этого вещества был создан препарат «Мантис-Б». Он позволяет человеку много часов сохранять полную неподвижность без негативных последствий для организма. Я подчеркиваю, речь идет о полной, каменной неподвижности.
— Они не поймут, — сказал майор. — Надо показать. Васек, иди сюда.
Мужчина в тренировочном костюме послушно подошел к майору.
— Покажи руки, — скомандовал доктор.
Васек вытянул руки перед собой. Они заметно тряслись.
— Можешь опустить.
Майор вынул из пластиковой ленты ампулу, зарядил шприц-пистолет и сказал озабоченно:
— Пригнись-ка.
Васек встал на колени. Майор поднес шприц к его затылку и нажал на спуск. Раздался пшик, и Васек сказал:
— Уй. Холодная!
— При инъекции в затылочную область действие практически мгновенное, — сказал доктор.
Васек поднялся на ноги.
— Еще раз покажи руки, — сказал доктор.
Васек повиновался. Теперь пальцы были идеально неподвижны.
Доктор подумал немного, развел его руки в стороны и поднял их вверх. Затем он наклонил его туловище, заставив оторвать от пола ногу. Васек принял такую позу, словно держал амфору, склоняясь вперед и балансируя вытянутой назад ногой. Так он и замер.
С каждой секундой у Лены росло чувство нереальности происходящего. Несмотря на очевидную неустойчивость позы, Васек стоял как каменный — его руки и поднятая нога не совершали даже мельчайших движений. Но поразительнее всего было изменение, которое произошло с его лицом. Только что Лена видела виноватую рожу алкоголика — подрагивающую, напряженную, сморщенную сразу в несколько наложенных друг на друга гримас. А теперь перед ней было лицо святого. Все его мускулы были расслаблены, оно выражало абсолютный покой и доверие, и казалось прекрасным несмотря на свою морщинистую изношенность.
— Как это… — прошептала одна из девчонок в шеренге.
Полковник в белом халате довольно улыбнулся.
— Как думаете, сколько он может так стоять? Час? Два? Ха-ха. До двух с половиной суток! И при этом будет сохранять полную ясность сознания и способность к коммуникации. Только не советую пить много воды перед сменой. Вась, как ты себя чувствуешь?
Святой открыл глаза и сказал:
— Да нормально, товарищ полковник. Только трусы режут.
* * *
Коротко стриженную блондинку звали Вера. Она жила на Профсоюзной, а Лена с Асей жили в Беляево, совсем недалеко друг от друга. Домой поехали вместе, а на «Профсоюзной» вышли и отправились гулять по улицам возле метро.
— Что-то мне это не нравится, — сказала Лена. — Я думала, будет топовое кабаре с продолжением для эксклюзивных клиентов. А тут какой-то цирк. Кариатиды.
— Знаешь, — ответила Вера, — я за такие деньги не то что кариатидой, я домкратом работать пойду. У меня отец алкоголик, я от него на ночь письменный стол к двери придвигаю. Свою квартиру надо.
— А ты что думаешь? — спросила Лена у Аси.
Ася улыбнулась своей удивительной японской улыбкой.
— Я думаю, так даже интересно, — сказала она. — Все же лучше, чем обычной проституткой.
Это прозвучало так простодушно, что все трое засмеялись.
— Слушайте, — сказала Лена, — я вот чего не пойму. Если мы на Рублевке работать будем, нас где-то там и поселят?
— Как же, жди, — ответила Вера. — Дядя Петя говорил, будут возить на автобусе.
— Каждый день?
— Нет. Будем работать в три смены по четыре человека. Двое суток работаем, четверо отдыхаем. Нас поэтому двенадцать и набрали.
— Нормально, — сказала Ася. — Получается, как проводницей в поезде. Девчат, а давайте в одну смену попросимся?
— Зачем? — спросила Вера.
— Мы живем рядом, — сказала Ася. — Можно будет договориться, чтобы автобус приезжал на «Профсоюзную». Чем к «Славянской» мотаться.
— Это мысль, — согласилась Вера. — Надо будет еще кого-нибудь найти, кто здесь живет.
— Смотрите, — сказала Лена.
Из-за угла выехал белый «стретчер» — сильно растянутый лимузин. Он был настолько длинным, что с трудом вписался в поворот, а его стекла были тонированы так густо, что ни малейшей надежды проникнуть сквозь них в чужое прайваси не оставалось. Лимузин казался разведывательным кораблем, спустившимся из счастливых заоблачных пространств на низкую орбиту, под тучи, в серый мир экономической целесообразности, эффективности и зубовного скрежета. Было понятно, что скоро разведка кончится, и корабль вернется туда, откуда прилетел. Но его вид не просто намекал на чужое преуспеяние и счастье, а еще и внушал робкую надежду: крышу украшали два скрещенных золотых кольца, похожих на локатор.
Лена провела взглядом по черным стеклам, белой эмалевой двери, опустила глаза еще ниже и увидела сверкающие никелем диски, окруженные черной резиной. Она поняла, что это есть те самые колеса любви, о которых она пела на конкурсе.
— Главное теперь не дать петухам, — пробормотала она.
— Чего? — спросила Вера.
— Нет, — сказала Лена, — это я так. Вспомнила кое-что.
* * *
Четвертой в смену попала негритянка Кима — она жила на «Академической», и согласилась встречаться с остальными на «Профсоюзной».
Кима оказалась самой образованной и умной из девчонок. Пожалуй, даже слишком умной — поговорив с ней пару раз, Лена с неудовольствием ощутила свою темноту в вопросах современной культуры: до этого она искренне считала, что художник Кулик нажил состояние, чирикая птичкой, а «Швыдкой» — не имя собственное, а бранный малоросский эпитет с гнусным антисемитским душком.
Кроме того, у Кимы была смешная манера здороваться — она била себя правым кулаком по левому плечу и говорила:
— Путен морген!
Встречаться на «Профсоюзной» было удобно, потому что черный мерседесовский микроавтобус с табличкой «Семиотические знаки» отбывал в семь утра, и ловить его где-то в центре было бы тяжко — пришлось бы слишком рано вставать.
В первую поездку все нервничали. Особенно мрачной казалась Кима.
— Чего-то у меня нехорошее предчувствие, — сказала она, когда автобус тронулся. — По-моему, мы лоханулись. Это какая-то хрень, а не серьезный проект.
— Почему? — спросила Ася.
— Да хотя бы эта табличка за стеклом, — сказала Кима. — «Семиотические знаки». Уже напрячься можно. Семиотика — наука о знаковых системах, мы ее в университете проходили. Если на русский перевести, выйдет «знаковые знаки». Это ведь любому образованному человеку смешно станет.
