— Ничего страшного, — говорит Вонни и протягивает корзинку с фруктами. — Передай ей, пожалуйста. Пусть поправляется.
Джоди открывает дверь. Девушка чуть сутулится. У нее загорелая кожа, красивые глаза и широкий, недовольно искривленный рот.
— Можете зайти, — предлагает она.
Вонни заходит и ставит корзинку с фруктами на стойку.
— Ты Джоди? — спрашивает она.
Джоди кивает. Она достает из корзинки апельсин и чистит его.
— Ты надолго приехала? — спрашивает Вонни.
Узнав, что по соседству будет жить подросток, она, разумеется, решила, что ее поиски постоянной няньки закончены. Но сейчас, глядя, как девушка равнодушно изучает апельсиновую дольку, уже не так в этом уверена.
— Думаю, время покажет, — произносит Джоди.
Именно так говорит ее мать, когда хочет уйти от ответа.
— Мне начинает здесь нравиться, — добавляет Джоди. — Мои хартфордские знакомые до ужаса инфантильны.
Они слышат, как Элизабет Ренни возится в кабинете. Что-то падает на пол — может, трость? Вонни заглядывает в коридор и видит, как миссис Ренни сражается со своими тростями. Она снова поворачивается к Джоди и встречает ее изучающий взгляд. Но тут миссис Ренни подходит к двери, и Джоди бросается к ней на помощь, чтобы отвести на кухню.
— Мне показалось, я услышала голоса, — говорит миссис Ренни и кивает на фрукты: — Зря вы это. Я теперь в неоплатном долгу перед вами и вашим мужем.
Вонни не в силах улыбнуться. Джоди стоит в двери. Она пристально смотрит на Вонни, но кажется, что она за сотни миль отсюда. Вонни помнит, что в шестнадцать лет казалась такой же невозмутимой, хотя в душе была готова взорваться. Если надавить, она признается, что мечтала о дочке. Но после знакомства с Джоди чертовски рада, что родила сына. Она бы не вынесла такой замкнутой и отчужденной дочери. Когда Вонни с облегчением возвращается на жаркое солнце, Элизабет Ренни относит фрукты в раковину и тщательно моет, прислонив трости к стойке.
— Она милая девочка, — говорит миссис Ренни, и Джоди улыбается.
Судя по всему, Вонни ей не соперница.
Первая неделя августа, и Саймон так волнуется, что не может спать днем. Вместо этого он с фонариком забирается под тонкое покрывало. Мать сказала, что Ночь огней похожа на стаю светлячков. Ежегодная церемония зажигания огней проводится уже сто лет, с тех пор как Оук-Блаффс[4]был методистским лагерем с палатками под старыми огромными деревьями. Викторианские коттеджи вокруг Тринити-парка увешаны японскими фонариками со свечами внутри, и все они зажигаются по сигналу из табернакля[5]в центре парка.
Саймон знает, что мать весь день готовилась. Их ждет особый ужин, а перед тем как ехать в Оук-Блаффс, они отправятся на пикник с сэндвичами с тунцом и оливками, морковными палочками, кукурузными чипсами и шоколадными кексами, которые Саймон помог испечь. Отец разрешит ему пару раз глотнуть холодного темного пива. На улицах будет много людей, а дети будут размахивать светящимися в темноте палочками.
Сегодня родители Саймона злятся друг на друга. Когда такое случается, отец идет работать в сарай, а мать что-нибудь готовит, двигаясь резко, но аккуратно. Сегодня это черничные кексы, которые достанутся Саймону на полдник после мнимого сна. Когда мать злится, она думает, что говорит спокойно, но голос у нее срывается. Пока Саймон лежит в кровати с фонариком, родители ссорятся внизу из-за денег. Покупатель из Нью-Джерси, положивший глаз на «нортон», в последний момент испарился, и дорогой антикварный мотоцикл, который не так просто продать, остался у отца. А он утром съездил на материк и привез из Хайанниса старый «винсент блэк шедоу» за две тысячи долларов. У них еще есть деньги от продажи бизнеса Андре, но пришлось выложить круглую сумму за дом, и запаса нет, как и медицинской страховки. Вонни вне себя. Она боится, что придется просить денег у отца. А у него новая семья, и он делает вид, что его старой, неудачной семьи вообще не существовало. Как-то раз Саймон спросил у Вонни, кем был ее папа, и она внезапно заплакала, как будто ее укололи булавкой.
В три часа Вонни заходит к Саймону и видит, что он спит под покрывалом. Фонарик еще горит. Вонни садится на край постели и отворачивает покрывало. Видя свернувшегося клубочком сына, она чувствует, как сжимается горло. Андре угрожал, что не поедет на пикник, и в Оук-Блаффс тоже. Вонни ложится рядом с Саймоном. Спящего она любит его сильнее всего. Когда он не спит, Вонни трудно понять, что его порадует, а что расстроит. Время от времени у них происходят столкновения, в которых Вонни неизменно проигрывает. А когда Саймон спит, эти столкновения кажутся одновременно бессмысленными и непредотвратимыми.
Саймон просыпается в объятиях матери. Он выворачивается и в полусне говорит:
— Поиграй на барабане.
Они часто изображают марширующий оркестр из двух человек, ходят по всему дому. Прежде чем вылезти из кровати, Саймон обнимает Вонни за шею и целует. К ее щеке прижимается влажная щека сына.
Андре подогнал пикап к самому сараю. «Винсент блэк шедоу» стоит в кузове, и Андре выдвигает скат, чтобы спустить мотоцикл. Он знает, что соседская девушка наблюдает за ним. Она изучает его спину, когда он напрягается, выдвигая металлический лист. Ему неуютно оттого, что за ним наблюдают, но и приятно тоже. Он запрыгивает в кузов. А если бы никто на него не смотрел, он бы спокойно поднялся по скату.
Когда он приподнимает мотоцикл, который скребет по синему металлу, оставляя что-то вроде серебристого шрама, Джоди глубоко вздыхает и идет по лужайке. Она знает, что можно влюбиться в человека, с которым ты ни разу не говорил, потому что с ней произошло именно это. Она так долго сидела на солнце, мечтая об Андре, что щеки обгорели. Она думает: вот как люди попадают в неприятности. Даже губят свою жизнь. Но продолжает идти. Она знает: время выбрано верно, ведь луна всю неделю была красной; луна влюбленных, которая не давала ей уснуть. Она тщательно все обдумала; она скажет ему напрямик, что хочет съездить в настоящий супермаркет, например «Эй энд Пи» в Эдгартауне. На всякий пожарный она проколола колесо велосипеда ржавым гвоздем. Так что даже врать не придется.
Ее бабушка в последнее время стала более разговорчива, может быть, благодаря болеутоляющим. Сегодня за завтраком она выдала моряцкую поговорку: «Темные дела делаются в ясную погоду». В общем-то, как раз к случаю, хотя Джоди терпеть не может подобные народные мудрости. Она подходит к пикапу, касается ладонью прохладного металла, и все умные слова вылетают из головы. Она прикрывает глаза ладонью, чтобы не пришлось щуриться, глядя на Андре.
