— Я как раз говорил с вашими артиллеристами о позициях орудий. Они тут у вас видны как на ладони. Если бы противник вздумал возобновить атаку, от вашей батареи через несколько минут, вероятно, ничего бы не осталось. Перемените вечером позиции и замаскируйте орудия соломой.
Он говорил спокойно, убедительно, товарищеским тоном. Командир батареи стоял перед ним навытяжку, приложив правую руку к козырьку.
— Так точно, господин генерал! — Он был так растерян, что ничего больше не нашелся ответить.
— Ладно, ладно, наведите порядок. С этими словами Паулюс оставил ошеломленного офицера.
«Выдохся» ли Тимошенко?
Мы снова сидели в машине и снова отчаянно мерзли, невзирая на наши шубы.
Следующий разговор у нас произошел в районе расположения VIII армейского корпуса в населенном пункте южнее Харькова. Некоторое время Паулюс не говорил ни слова. Он был занят своими мыслями. Вдруг он вскинул на меня глаза:
— Мне непонятно, почему Тимошенко[10]не продолжает наступления. Оборонительная позиция, которую мы с вами только что осматривали, не устояла бы перед решительным ударом.
— Я это уже заметил, когда мы стояли на артиллерийских позициях. Достаточно было переброситься несколькими словами с офицером-наблюдателем, который установил на скирде соломы стереотрубу. Он преспокойно утверждал, что русские мерзнут совершенно так же, как и мы, они-де не будут сейчас наступать. Они, как и мы, закрепились в селах.
— Это-то верно, сейчас в большей или меньшей степени борьба идет за населенные пункты. Но мы должны учитывать, что русские гораздо лучше нас приспособлены для зимы, что они могут неожиданно снова нагрянуть. Во всяком случае, наш штаб в Полтаве по-прежнему находится под угрозой.
— Я, господин генерал, того мнения, что Тимошенко выдохся, иначе он все-таки воспользовался бы благоприятной для него ситуацией.
— Я не разделяю вашего мнения, Адам. Русские действуют систематически, они не пойдут легкомысленно на риск. Полагаю, мы сегодня вечером еще основательно обсудим этот вопрос. Послушаем раньше, как оценивает ситуацию генерал Гейтц, он уже давно на этом участке фронта.
Гейтц нас ждал. Он был небольшого роста, с четкой выправкой. Выступающая нижняя челюсть придавала его узкому лицу какое-то жестокое выражение.
Меня интересовало, как Паулюс будет вести обсуждение обстановки. Его не могла удовлетворить поверхностная характеристика положения на участке фронта. Будучи опытным генштабистом, он стремился получить точное представление об обстановке, расспрашивал об источниках сведений о Советской Армии, мгновенно вникал в суть вопроса, умел отделить несущественное от главного, обсуждал и взвешивал различные варианты действий русских и требовал соответствующего решения задачи.
Генерал Гейтц особо подчеркнул мощь советских танковых подразделений, затем резюмировал:
— Если русские соберут здесь ударный кулак, то Харьков нам не удержать, опасность будет угрожать 6-й армии с тыла. Нам не хватает крупнокалиберных противотанковых орудий. Прошу предоставить мне несколько батарей зенитных орудий калибра 8,8. Они дали бы нам возможность отбить атаку вражеских танков.
Паулюс вполне сознавал, какая опасность грозила немецким войскам в Харькове. Разумеется, следовало раньше проверить, можно ли и какие именно зенитные батареи выделить для генерала Гейтца. Обратившись к нему, Паулюс сказал:
— По приезде в Харьков я поговорю с начальником штаба армии. Надеюсь, мы сможем вам помочь.
В Харькове нас ждали ординарцы. Квартиру мы заняли в маленьких домиках на окраине. Обе комнаты и кухня были обставлены уютно, а главное, особенно после этой поездки в лютый мороз, — на нас повеяло приятным теплом. Поужинали мы вместе на квартире у Паулюса. Я жил рядом, в соседнем домике. Нам подали картофельные оладьи и настоящий кофе.
После ужина мы еще долго сидели вдвоем. Командующий возобновил начатый днем разговор:
— Как я уже говорил вам, Адам, я не разделяю вашего мнения о том, что боеспособность Красной Армии понизилась. Под Москвой русские не только задержали наши танки, но даже, как вам известно, перешли 5 декабря 1941 года на Калининском фронте в наступление, далеко отбросили наши войска и нанесли нам весьма чувствительный урон.[11]Я наблюдал этот первый период, еще будучи в штабе сухопутных сил.
— Я заново глубоко продумал ситуацию, господин генерал. Красные действительно показали под Москвой, какие еще большие возможности у них имеются. Они быстро нащупали наши уязвимые места, прорвали наши позиции и отбросили нас в глубокий тыл. Мне писал об этом генерал Шуберт, адъютантом которого я был до ноября прошлого года. Его XXIII армейский корпус был много дней в окружении под Ржевом; только напрягая последние силы, ему удалось вывести войска. Многие пункты, которые мы захватили ценой больших жертв, теперь потеряны, например Торопец.
— Да, Адам, у Ржева положение чрезвычайно осложнилось; к тому же мы потеряли очень много ценного материала. Наступление русских на Центральном фронте создало большие трудности для Главного командования сухопутных сил. Было не ясно, каким способом удастся закрыть зияющие бреши прорыва. Вы сами понимаете, что меня крайне тревожит положение нашей армии. Прорвавшаяся у Изюма армия Тимошенко угрожает нашему глубокому флангу к югу от Харькова. Силы, противостоящие тимошенковской армии, не в состоянии отразить новое наступление. Не устранена еще и опасность на северо-востоке от Харькова, у Волчанска. Новые силы еще не прибыли для подкрепления, так что мы можем оказаться в таких обстоятельствах, когда нам придется удерживать нынешние позиции, опираясь на уже действующие там соединения; более того, с их помощью можно скорее ликвидировать вклинения противника. Пока это не сделано, мы находимся в чрезвычайно опасном положении.[12]
