— Боже милосердный! — вскричал Чарльз. — Да ведь совершенно ясно…
— Помолчите, Шерлок Холмс, — перебил Питер, — в этой истории отнюдь не все так ясно. «Далеко от этого», — как сказал рядовой, целившийся в яблочко и попавший в инструктора по стрельбе. Однако я вижу, что наш официант застыл в нерешительности, а его коллеги поднимают стулья и убирают со столов графинчики с уксусом.
Почему бы вам не пойти с нами и не закончить вашу историю у меня дома? Я угощу вас стаканчиком очень неплохого портвейна. Пойдете? Отлично. Официант, выявите такси… 110А, Пиккадилли.
2 Причина и следствие
У меня заныли кости. Значит, жди дурного гостя.
У. Шекспир. «Макбет»
Апрельский вечер был ясным и прохладным, в камине ю горел рыжий огонь. Вдоль стен гостиной высились книжные шкафы, заполненные томами в переплетах из гладкой телячьей кожи — в свете ламп она словно отсвечивала.
Был там и большой рояль с поднятой крышкой, и невероятных размеров диван «честерфильд», заваленный подушками, и два кресла, которые так и манили погрузиться в них. Портвейн подавал импозантный дворецкий: он поставил его на маленький столик в стиле «чиппендейл». В массивных вазах алые и желтые тюльпаны, словно флаги, полыхали в темных углах гостиной.
Врач решил было, что хозяин дома — эстет с литературными наклонностями в поисках новых сюжетов, но тут в комнату снова вошел дворецкий.
— Милорд, звонил инспектор Снагг. Он просил вас, когда вы вернетесь, перезвонить ему как можно скорее.
— Правда? Что ж, соедините меня с ним, будьте любезны. Это по делу Уорплешема, Чарльз, — пояснил Питер своему другу. — Снагг снова оскандалился. У булочника оказалось алиби — естественно, оно должно было у него быть. О, спасибо… Хелло! Это вы, инспектор? Ну, что я вам говорил?.. Да нет, ничего страшного, научитесь.
Теперь слушайте меня. Задержите лесника, и пусть он расскажет вам, что он видел в карьере… Я знаю-знаю… Но если вы допросите его по всей строгости, он наверняка расколется. Ну конечно, если вы спросите, был ли он там, он ответит «нет». Скажите так: вам доподлинно известно, что он был там и все видел… Да слушайте же! Если он будет ходить вокруг да около, скажите, что пошлете специальную команду, и они спустят оттуда воду… Хорошо. Не за что. Сообщите, когда узнаете что-нибудь новое.
Он положил трубку:
— Извините меня, доктор. Деловые переговоры. Прошу вас, продолжайте вашу историю. Итак, пожилая леди скончалась. Наверняка во сне. Самым что ни на есть невинным образом. Все шито-крыто, в бристольском духе. Никаких следов борьбы, ни царапин, ни синяков, только естественные симптомы, так?
— Точно. В шесть часов она немного поела — бульон и кусочек молочного пудинга. В восемь сиделка сделала ей укол морфина и на ночь стала выносить из комнаты живые цветы. Она всегда ставила их на маленький столик в холле. Служанка подошла к ней, чтобы узнать о распоряжениях на следующий день, и, пока они говорили, племянница поднялась по лестнице и зашла в комнату тетки. Она пробыла там всего пару секунд и вдруг закричала: «Сестра! Сестра!» Сиделка бросилась туда и нашла пациентку мертвой. Конечно, первым делом я решил, что больно случайно ввели двойную дозу морфина…
— Но он никак не мог подействовать так быстро.
— Нет, однако я подумал, что они могли принять за смерть глубокое забытье. Тем не менее, сиделка заверила меня, что это не так, кроме того, мы быстро исключили такую возможность, подсчитав ампулы с морфином и обнаружив их все в соответствующем количестве.
Не было никаких признаков того, что больная пыталась подняться и сильно напряглась, или что она обо что-то ударилась. Маленький ночной столик был отброшен в сторону, но его оттолкнула племянница, когда вошла и перепугалась при виде безжизненного тела своей тетки.
— А как насчет бульона и молочного пудинга? — поинтересовался сэр Питер.
— Эта мысль приходила мне в голову — не в смысле отравления, просто я подумал, что если она съела слишком много, то желудок, раздувшись, мог надавить на сердце и все такое. Однако когда я все проверил, то пришел к выводу, что это маловероятно. И если объяснять смерть этой причиной, она произошла бы раньше. Я пребывал в полнейшем недоумении, равно как и сиделка. Честно говоря, она была сильно расстроена.
— А племянница?
— Она лишь твердила: «Я же говорила вам, я же говорила — я знала, что ей хуже, чем вы думаете». Короче говоря, я до того испереживался, что моя любимая пациентка скончалась так неожиданно и внезапно, что на следующее утро попросил разрешения на вскрытие.
— Были проблемы?
— Никаких. Некоторое естественное отвращение, безусловно, но никакого сопротивления. Я объяснил, что у смерти наверняка есть какая-то невыясненная причина, которую я не смог диагностировать, и что я буду чувствовать себя более удовлетворенным, если выполню исследование. Единственное, что беспокоило племянницу, это проведение дознания. Я заявил ей — это было довольно опрометчиво, — что, на мой взгляд, дознания не потребуется.
— То есть вы собирались провести вскрытие лично?
— Да, у меня не было сомнений в том, что я обнаружу убедительную причину, которая позволит мне выписать свидетельство о смерти. Однако больная когда-то высказалась в том смысле, что предпочитает кремацию, и племянница собиралась исполнить ее волю. Это означало, что вместе со мной свидетельство должен был подписать человек соответствующей квалификации, поэтому я пригласил еще одного врача прийти и помочь мне при аутопсии.
— И что же вы обнаружили?
— Ничего. Второй врач, конечно, сказал, что я сделал глупость, подняв весь этот переполох. По его мнению, раз уж пациентка все равно должна была умереть, достаточно было написать: «Причина смерти: рак; непосредственная причина: остановка сердца» — и остановиться на этом. Однако моя чертова добросовестность заставила меня сказать, что я не удовлетворен результатами вскрытия, так как мы не обнаружили ничего, чем объяснялась ее смерть, и поэтому я настоял на анализе.
— Вы подозревали, что…
— Ну, не совсем так. Но… в общем, я не был удовлетворен. Кстати, аутопсия подтвердила, что морфин там был ни при чем. Смерть наступила почти сразу после укола, лекарство только начало распространяться по организму. Сейчас, вспоминая об этом, я полагаю, что причиной смерти стал какой-то шок непонятно от чего.
— А анализ? Вы его сделали в частном порядке?
— Да, однако перед похоронами все вышло наружу. Коронер прослышал об этом и начал задавать вопросы, а сиделка, забравши в голову, что я обвиняю ее в халатности или в чем-то подобном, повела себя весьма непрофессионально, стала много болтать и создавать проблемы.
— Так вам удалось что-нибудь выяснить?
— Ничего. В организме не было следов яда или каких-либо подозрительных веществ, поэтому анализ ни к чему не привел.
