На третьем этаже уже отмечали. Бренчала гитара, и что-то мычал солист — неразборчиво, но очень громко. На боковой лестнице о наступившей пятнице свидетельствовали разбитые пивные бутылки и залитые ступени. Миновав четвертый, «наркоманский» этаж, Снежана с удовольствием отметила, что на ее пятом пока не слишком шумно. Она добралась до своей комнаты и скрылась за дверью, заперев ее на замок.
Как и ожидалось, Таня с Наташей уехали. Девушки не ладили со Снежаной. Этому обстоятельству последняя не огорчалась: соседки ей совершенно не нравились. Но напряженные отношения не мешали Снежане носить вещи своих неприятельниц.
Она сняла Танин синий свитер и аккуратно положила в шкаф, на то место, откуда брала его утром, когда ни о чем не подозревающая хозяйка вышла за порог. Как она поняла из разговоров накануне, соседки собирались ехать в поселок сразу после занятий. Поэтому можно было смело надевать в институт чужую вещь, не опасаясь, что Татьяна обнаружит пропажу.
Снежана знала, что эта ее манера — брать чужое без спроса — неприличная. Но совесть ее не мучила. Более того, она была способна и на другие не слишком красивые поступки, например подслушать разговор. Своим действиям девушка всегда находила оправдание. Снежана боролась за жизнь, а цель оправдывала средства. В этой борьбе она была одна. Надо знать планы соседок, чтобы не проиграть в комнатной войне.
Почти все окружающие ее студенты в своей жизни не заработали и рубля. Кто-то катался, словно сыр в масле, как Наташа, у кого-то бюджет был скромнее, но в таких стесненных условиях, как Снежана, не находился никто. Она была белой вороной на фоне общего благополучия. Ни одна живая душа не желала поддержать бедствующую сокурсницу. В общежитии к Снежане относились либо враждебно, либо подчеркнуто равнодушно. С бедными дружить неудобно, у них одни проблемы. Лучше вращаться в своем круге, чтобы не разделять чужих забот. Все считали свое материальное положение личным достижением, словно оно образовывалось не благодаря родительской опеке, а их собственным заслугам. Избалованные девицы кривили свои личики и демонстративно морщились при виде плохо одетой Снежаны. Не обремененные заботами, они собирались группами в общежитских коридорах и маялись от безделья. За пивом и сигаретами студентки по седьмому кругу перемывали всем косточки. Убогость Снежаны была отдельной и самой любимой темой разговоров. Здесь каждая находила, что сказать, и чувствовала свое превосходство уже хотя бы в том, что находилась в более выгодном положении. Окажись хоть кто-нибудь из них без родительской помощи, несомненно, пропали бы. Работать бы не пошли, а если бы кого и осенила такая идея, то вряд ли воплотилась бы. Еще надо найти эту работу, а найдя, трудиться и совмещать с учебой.
* * *
Юрий Рузанцев не помнил, когда еще он так работал. Картина писалась легко, будто бы кистью водила некая сила свыше, а он, художник, был лишь посредником при создании полотна. Чуть пригнутые ветром сосны, заброшенные рыбацкие лодки, опустевший берег Финского залива — в его воображении четко представлялось будущее произведение.
Был непривычен холодный климат. На его родине в это время еще загорают, а здесь проливные дожди. Несмотря на это, в Репино он мог бы провести всю жизнь.
Иногда он выезжал в Петербург. Юрий сразу очаровался этим городом. Ему нравилось в одиночестве бродить по набережным, любоваться мостами и строениями. Была в них какая-то притягательная сила. Живописец представлял, какие картины можно будет написать с видами города. У него появились особо любимые места и маршруты. Это прежде всего Летний сад и Заячий остров.
Юрий то тут, то там встречал своих коллег-художников. Они устраивались с планшетами в каких-нибудь укромных уголках и трудились над своими шедеврами. Юрий ревниво заглядывал в чужие полотна. Прогуливаясь по Невскому проспекту, он набрел на выставку-продажу картин. Прямо на улице художники предлагали свои работы. Многие полотна были выполнены небрежно — сразу видно, писались без души, на продажу. Но кое-что ему приглянулось. Это были две картины. На одной изображен какой-то сквер, а на второй натюрморт. Хотя картины продавались с общего лотка, Юрий наметанным глазом определил, что их автор один и тот же. Он ненадолго задержался, любуясь творчеством талантливого художника.
— Как торговля? — спросил подошедший к прилавку паренек. На вид ему было лет шестнадцать. Длинные волосы собраны в хвост, застиранная футболка и сношенные китайские кроссовки. В руках юноша держал подранный пластиковый пакет.
— Я еще принес, возьмешь? — Он достал из пакета нечто, завернутое в газету.
Продавец — плотный мужчина в засаленном пиджаке — стал придирчиво разглядывать товар.
Под газетной упаковкой находилось настоящее чудо — написанный маслом женский портрет. Юрий стоял как завороженный. Это был шедевр: мягкие линии, тени — мастеру удалось передать свое настроение и характер героини. Несомненно, портрет был написан той же рукой, что и сквер с натюрмортом. Больше всего Юрия поразило лицо натурщицы: ее черты не были идеально красивыми, но казались очень знакомыми и близкими.
— Не пойдет, — вынес заключение торгаш, — эта тематика не пользуется спросом.
— Ну Леонидыч, — принялся уговаривать юноша, — можно дешевле, мне очень надо.
— Я что, бесплатно тут стоять должен? Никакой прибыли от твоей мазни.
Юрий подошел ближе.
— Сколько вы хотите? Я возьму.
— Сто пятьде… — собрался назначить цену парнишка, но Леонидыч его перебил:
— Триста.
Юрий не стал торговаться; за понравившуюся картину он готов был отдать гораздо больше.
* * *
За городом в это время года бывает особенно хорошо: прозрачный воздух осени, уже нет жары, но холода пока не наступили. Всюду тихо — пора отпусков и каникул закончилась, суетливые дачники появлялись лишь по выходным.
Андрей рассеянно смотрел по сторонам, когда ехали в Репино по Приморскому шоссе. Как давно он не бывал в этих местах не по служебной надобности, наверно, лет пять прошло. Память унесла его в далекое и оттого нереальное время летнего отпуска.
— Можно считать, приехали! — Голос водителя разбудил задремавших оперативников. — Вон там, за поворотом, должен быть ваш адрес, а я дальше не повезу: в такое болото лучше не соваться.
Пассажиры выгрузились из «Нивы», обошли через кустарник огромную лужу, перед которой остановилась служебная машина, и направились к дому, где мог оказаться их фигурант.
При повторном осмотре квартиры погибшей был найден листок бумаги с записанным на нем номером телефона. Номер числился за одним из домов дачного поселка Репино. Принадлежал этот дом некоему Роману Константиновичу Уварову. По оперативным данным, хозяин дачи уже долгое время находился за границей. Однако в его доме с некоторых пор кто-то проживал. Возможно, это родственники Уварова или квартиросъемщики, тем не менее нужно было узнать о появлении номера телефона репинской дачи в квартире убитой.
По указанному адресу располагался аккуратный каменный домик с низким металлическим ограждением. В саду никого не было. Поднявшись на крыльцо, Носов заглянул в окно и, никого не увидев, постучал в дверь. Ответа не последовало. Саша посмотрел на Атаманова, изобразив жестом действие, которое означало: товарищ майор, разрешите взломать.
