– Monsieur, я согласна. Торговаться не будем. Шкатулка ваша.
Чтобы скрепить договор, Лурдель налила гостям еще по рюмке сладкой водки. Те не без удовольствия приняли угощение. Для Лурдель вырученная за шкатулку сумма была весьма значительной, можно сказать, целым небольшим состоянием. Кроме того, негритянка печенкой чувствовала, что под списком проданных в этот вечер вещей черта еще не подведена. Мексиканец, сын кинозвезды, почему-то нервничал и явно чувствовал себя неуютно. Ни одна из предложенных Лурдель вещиц его не заинтересовала. Было похоже, что именно отсутствие чего-то особенного и беспокоило мексиканца.
– Неужели море выбрасывает на берег только всякую ерунду? Chère amie, je ne le crois pasl[10]
В глазах Антонио, маслянисто-оливковых и черных одновременно, Лурдель увидела скрытую жажду чуда и ощутила метафизическую пустоту, наполнявшую его душу. Негритянка вдруг поняла, что именно сегодня у нее есть отличная возможность выгодно сбыть тот самый череп, что принесла на закате племянница.
– Attendez! – воскликнула она. – Je possède une chose très curieuse. Entrez.[11]
С этими словами хозяйка проводила гостей в крохотную пристройку, стены которой были выкрашены в густой кобальтово-синий цвет. Здесь под полуразвалившимся не то комодом, не то сервантом – свидетелем колониальной эпохи – как раз и лежал пакет со странной находкой. Лурдель не без изящества наклонилась и эффектным церемонно-театральным жестом выложила перед покупателями диковинную карикатуру на человеческий череп. Тоскующий взгляд Антонио тотчас же обрел осмысленность и живость. Казалось, он только что, совершенно неожиданно для себя, встретил старого, уже подзабытого знакомого. Двое его друзей ошарашенно рассматривали череп, не зная, что и сказать по поводу такой диковинки. Лурдель загадочно и в то же время с чувством внутреннего удовлетворения поглядывала на молодого латиноамериканца.
– C'est merveilleux![12] – заметила негритянка, довольная атмосферой, которую ей удалось создать.
– Это, madama, вы верно подметили, – внезапно ослабевшим голосом ответил мексиканец.
Он взял череп обеими руками, осторожно, словно опасаясь случайно сломать хрупкую вещь, поднял его перед собой и посмотрел в пустые глазницы. Затем он повернул череп в профиль, оценивая длину носового костного отростка, и вдруг – ни дать ни взять новый Гамлет, – не то всерьез, не то иронизируя, стал импровизировать на тему известного монолога:
– Он – это я или я – это он? Вот в чем вопрос. Единственный вопрос, до которого нам с ним сейчас есть дело.
Харпер с истинно британской вежливостью, впитанной с молоком матери, посмотрел куда-то в сторону и даже изобразил на лице бледное подобие улыбки. Итальянца же вдруг словно осенило: не отрывая взгляда от повернутого к нему в профиль черепа, он ткнул в него пальцем и, убежденный в истинности открывшего ему знания, громогласно заявил:
– Это же Пиноккио! Мы обрели доказательство того, что деревянная кукла действительно стала человеком и более того – прожила в человеческом обличье еще какое-то время! Нет, сегодня поистине великий день!
– Ну уж нет, друзья мои, – перебил восторженного приятеля Марк. – Все это розыгрыш, чья-то шутка, в серьезность которой этот кто-то очень хочет заставить нас поверить.
Повернувшись к старухе Лурдель, Марк обратился к ней, явно вознамерившись провести допрос по всей строгости:
– Сеньора, давайте начистоту. Выкладывайте все как есть: откуда у вас эта штуковина? Только не говорите, что нашли ее на берегу или выловили в море. Я не дурак и прекрасно вижу, что на черепе нет никаких следов пребывания в морской воде.
У Лурдель был богатый опыт общения с самыми недоверчивыми и подозрительными людьми. Ничуть не испугавшись обвиняющего тона, которым задавал свои вопросы гость, она сделала добрый глоток огненной воды собственного изготовления, выдержала паузу и предельно вежливо ответила:
' – Monsieurs, je ne sais pas![13]Я понятия не имею, откуда взялась эта вещь, но нашли ее действительно на берегу моря. Она покоилась в песке – совсем неглубоко, и можно предположить, что забросило ее туда последним штормом. Впрочем, если вы полагаете, что это подделка, то и разговор окончен. Неужели вы думаете, что я стала бы пытаться всучить столь образованным господам какую-либо вещь, подлинность которой подвергается сомнению! Я достала ее лишь для того, чтобы уточнить у вас, заслуживает ли она внимания почтенных гостей, и услышать ваше мнение о ее ценности.
Выслушав эти слова, Антонио, все так же не сводивший восхищенного взгляда с черепа, подошел к хозяйке и с мольбой в голосе обратился к ней:
– Прошу вас, не обижайтесь на моего друга. Этому неотесанному англичанину все едино – что Хулио Иглесиас, что Юлий Цезарь. Умоляю вас, назовите цену за это сокровище. Уверяю, сколь бы высокой она ни оказалась, я готов заплатить эту сумму.
Харперу не по душе пришелся мелодраматизм, в который впал его друг. Он сделал шаг в сторону Федерико и сказал ему на ухо:
– Не нравится мне все это. Сам понимаешь – на Антонио нашла очередная блажь. Дело-то, конечно, не в деньгах. В конце концов, отдавать собирается он свои деньги. Мне куда больше не по душе вся эта ерунда с обретением мощей Пиноккио. Странно все это.
Федерико внешне казался спокойным и невозмутимым. Однако его обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, он был готов согласиться с тем, что его друг попался на удочку ушлой торговки и «повелся» на подделку, приняв ее за настоящую редкую вещь. С другой – в глубине души он склонялся к тому, что было бы неплохо все же приобрести эту диковину.
– Не знаю, что и сказать, – ответил он Марку. – Пусть, в конце концов, Антонио купит череп, если ему так хочется. А там видно будет. Не думаю я, что эта женщина сама изготовила такую штуку – череп творения Коллоди. Да что там, она и придумать такое не смогла бы. Готов поспорить, эта неграмотная гаитянка понятия не имеет ни о том, где находится Италия, ни о том, кто такой Пиноккио.
Не успели двое друзей обменяться этими соображениями, как Антонио уже достал бумажник и вручил Лурдель просто фантастические по местным меркам деньги. Однако было похоже, что негритянка всерьез сомневается, стоит ли продавать носатый череп даже за такую баснословную сумму.
– А я вам, сеньор, говорю, что не собираюсь эту вещь продавать, по крайней мере сегодня. Если вы готовы заплатить за нее такие деньги, то не сомневаюсь – найдутся другие люди, не меньше вас заинтересованные, чтобы приобрести столь ценную вещь.
