Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
На секунду мне показалось, будто сейчас я просто разорвусь на тысячу клочков. Я встала и шагнула к шкафу. И все тут же прошло.
Отец, конечно, имел в виду другое траурное платье, но я надела мамино любимое. Мама говорила, травянисто-зеленый оттенок подчеркивает цвет моих глаз. Я-то считала, что в этом платье я вылитый кузнечик — тощий, угловатый кузнечик с человеческой головой и прямыми волосами. Зато платье было не черное. Мама терпеть не могла черную одежду.
Парадная зала была набита людьми в черном. Отец тут же подошел ко мне.
— Это моя девочка, Элеонора-младшая, — громко сказал он. И повел меня дальше, шепча мне на ухо: — В этом платье ты вылитая лесная полянка. А должна быть в трауре. Все решат, что ты совсем не скорбишь по…
Тут меня сзади обхватили две пухлые руки, обтянутые черным атласом.
— Бедное дитя, мы стра-а-ашно тебе сочувствуем! — Голос был сладкий-пресладкий. — Ах, сэр Питер, как ужасно, что мы видимся по такому печальному случаю! — Меня крепко стиснули еще раз и только потом отпустили.
Это оказалась высокая полная дама с густыми длинными локонами медового цвета. Лицо у нее было белое, будто тесто, с двумя пятнами румян на щеках. Рядом стояли две ее уменьшенные копии, только без румян. Та, что помладше, не унаследовала и роскошных волос матери — ее жидкие кудряшки облепляли голову, словно приклеенные.
— Это ее сиятельство Ольга, — сказал отец, прикоснувшись к руке высокой дамы.
Я сделала книксен и случайно толкнула младшую девочку.
— Прошу прощения, — сказала я.
Она не ответила и даже не пошевелилась — глядела на меня, и все.
— Это ваши очаровательные дочери? — продолжал отец.
— Мои сокровища. Это Хетти, а это Оливия. Через несколько дней они уедут в пансион для благородных девиц.
Хетти была постарше меня года на два.
— Рада нашей встрече, — улыбнулась она, показав крупные передние зубы. И протянула мне руку — будто рассчитывала, что я поцелую ее или склонюсь над ней.
Я растерянно уставилась на Хетти. Она опустила руку, не переставая улыбаться.
Оливией звали ту, которую я толкнула.
— Приятно познакомиться, — слишком громко сказала она.
Мы с ней были примерно одних лет. Между бровей у нее залегли складки — словно она постоянно хмурилась.
— Утешьте Элеонору в ее горе, — велела дочерям ее сиятельство Ольга. — Мне нужно поговорить с сэром Питером.
Она взяла отца под руку, и они отошли.
— Мы тебе очень сочувствуем, — заявила Хетти. — Когда ты разревелась на похоронах, я сразу подумала: «Ах, бедняжка!»
— Зеленый — не траурный цвет, — добавила Оливия.
Хетти оглядела залу.
— Красивое убранство, почти как во дворце, — надеюсь, я скоро там поселюсь. Наша матушка Ольга говорит, твой отец очень богат. Говорит, он из ничего деньги делает.
— Из воздуха, — уточнила Оливия.
— Наша матушка Ольга говорит, твой отец был беден, пока не женился на твоей матери. Наша матушка Ольга говорит, леди Элеонора и до замужества была богата, но твой отец сделал ее еще богаче.
— Мы тоже богатые, — сказала Оливия. — Богатство — большое счастье.
— Покажи нам дом, пожалуйста, — попросила Хетти.
Мы пошли наверх, и Хетти потребовалось везде совать свой нос. Она открыла платяной шкаф в маминой спальне, не успела я и слова сказать, и провела рукой по всем маминым платьям. А когда мы вернулись в залу, она провозгласила:
— Сорок два окна, и в каждой комнате по камину. Каждое окно, наверное, стоило целый сундук золотых джеррольдов!
— Хочешь, расскажем про нашу усадьбу? — предложила Оливия.
Мне было все равно, где они живут, да хоть в дупле.
— Приезжай к нам в гости, сама все увидишь, — сказала Хетти в ответ на мое молчание.
Рядом с нами был стол, уставленный блюдами с угощением — от зажаренного целиком оленя с рогами, увитыми плющом, до сдобных печеньиц, крошечных и кружевных, как снежинки. Я удивилась — когда Мэнди успела столько наготовить?
— Хотите перекусить?
— Да… — буркнула Оливия, но сестрица оборвала ее:
— Ах, нет-нет. Спасибо. Мы никогда не едим в гостях. От волнения совершенно пропадает аппетит.
— У меня аппетит не… — снова начала Оливия.
— У нас вообще очень плохой аппетит. Матушка даже волнуется. Но здесь все такое вкусное… — Хетти бочком пододвинулась к столу. — Перепелиные яйца, настоящий деликатес! Десять медных джеррольдов за штуку. Оливия, здесь их полсотни, не меньше!
Больше яиц, чем окон.
— Люблю печенье с крыжовником, — сказала Оливия.
— Нельзя, — отрезала Хетти. — Ну, разве только чуточку…
Слопать целую оленью ногу с горой дикого риса и восемью (из полусотни) перепелиными яйцами, а потом еще и вернуться за сладким было бы не под силу даже великану. Но Хетти сдюжила.
Оливия съела еще больше. Печенье с крыжовником, сдобные слойки с изюмом, бисквитные пирожные с кремом, сливовый пудинг, шоколадные конфеты и пряная коврижка — и все это щедро сдобренное ромовым маслом, абрикосовым соусом и мятной подливкой.
Они держали тарелки у самого лица, чтобы вилками сильно не размахивать. Оливия жевала не переставая, а Хетти то и дело откладывала вилку и изящно промокала губы салфеткой. А потом принималась набивать рот — с прежней жадностью.
Смотреть на них было противно. Я опустила глаза и увидела коврик, который раньше лежал у мамы под креслом. Сегодня его постелили, чтобы не испачкать пол едой. Раньше я к нему не присматривалась.
Охотники с собакой гнали вепря к краю, отороченному алой шерстяной бахромой. Тут я заметила, что картинка движется. Ветер пошевелил траву под ногами вепря. Я заморгала, все замерло. Я снова вгляделась в коврик — трава опять зашевелилась.
Собака только что лаяла — я видела, как расслабились мышцы у нее на горле. Один из охотников хромал — я ощутила, как свело у него ногу. Вепрь совсем запыхался, но бежал дальше, гонимый страхом и яростью.
— Куда ты уставилась? — спросила Оливия. Наелась, наверное.
Я вздрогнула. У меня было такое чувство, словно я очутилась там, в коврике, рядом с охотниками и вепрем.
— Никуда. Смотрела на ковер.
Я снова опустила глаза. Коврик как коврик, с обычным рисунком.
— У тебя глаза вытаращились.
— Прямо будто у огра, — сказала Хетти. — Круглые-прекруглые. О, а сейчас ты вроде бы нормальная на вид.
Саму-то ее нормальной было не назвать. Она была похожа на кролика. На жирного кролика — Мэнди любила покупать таких на жаркое. А у Оливии лицо было тупое, что твой помидор.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
