Пели «The Beatles». Мелани тихонько им подпевала. Антуан чувствовал успокоение: ей понравился сюрприз, который он устроил. Она рада возможности туда вернуться. И все же кое-что его мучило: деталь, о которой он не подумал, планируя эту поездку.
Нуармутье, 1973 год. Их последнее лето с Кларисс.
Глава 3
Почему Нуармутье? Он никогда не болел ностальгией, никогда не относил себя к числу людей, которые любят копаться в прошлом. Но после развода Антуан изменился. Он много думал о прошлом; даже больше, чем о настоящем или будущем. Первый год, который ему пришлось пережить в одиночку, долгие месяцы давящего одиночества разбудили в нем желание снова встретиться с детством, воскресить радостные воспоминания. И воспоминания о днях, проведенных на острове, вдруг всплыли в памяти – сначала единичные, потом все более многочисленные и беспорядочные, словно старые письма, перемешанные в коробке.
Их дед и бабка, величественные представители старшего поколения с тронутыми инеем висками: Бланш – с зонтиком, Робер – со своим любимым серебряным портсигаром, сидящие в тени веранды отеля и пьющие свой кофе. Антуан находится неподалеку на лужайке. Он машет им рукой… Сестра отца, пухленькая Соланж, подверженная солнечным ударам, но, тем не менее, лежащая целыми днями на солнце в шезлонге и читающая модные журналы… Мелани, маленькая и худенькая, мягкие поля панамы обрамляют ее щечки… Кларисс, подставляющая свое лицо в форме сердца солнечным лучам… Отец, приезжающий на выходные и пахнущий сигарами и городом… Мощенная камнем дорога, исчезающая под водой во время прилива, что казалось Антуану настоящим чудом. Дамба Гуа, по которой можно проехать только в часы отлива. До 1971 года, когда был построен мост, до острова с материка можно было добраться только по ней.
Антуан много месяцев думал над тем, что же такое особенное подарить Мелани ко дню рождения. Ему не хотелось устраивать «надцатую» вечеринку с друзьями, выскакивающими из ванной с бутылками шампанского в руках и гогочущими над деланным изумлением именинницы. Нет, нужно было придумать что-то новое, оригинальное, незабываемое. Словом, что-то такое, что вытащит ее из болота, в котором она увязла. И тогда удастся на время украсть Мелани у работы, пожирающей ее жизнь, излечить от навязчивых мыслей о возрасте и прежде всего помочь забыть историю с Оливье, которая до сих пор ее мучила.
Антуану этот Оливье никогда не нравился. Сноб. Самодовольный тип, при этом неловко чувствующий себя на публике. Искусный повар, умеющий готовить суши. Специалист по искусству стран Азии. Тонкий знаток творчества Люлли.[1]Бегло говорит на четырех языках. Прекрасно танцует вальс. В общем, довольно-таки противный тип. Тип, который, прожив с женщиной шесть лет, так и не удосужился попросить ее руки. Видите ли, «не хотел терять свою свободу». И это в сорок один год! Однако стоило им расстаться, как он обрюхатил двадцатипятилетнюю маникюршу и стал счастливым отцом близнецов. Мелани не могла ему этого простить.
Почему Нуармутье? Потому что именно там они провели много волшебных летних месяцев. Потому что Нуармутье являлся олицетворением детства, беззаботного времени и летних каникул, которые, казалось, будут длиться вечно. Разве можно придумать что-то более приятное и увлекательное, чем послеобеденные часы, проведенные с приятелями на пляже? В месте, от которого школьные парты были отделены не то что километрами, но веками… Почему же Антуан никогда не возил туда Астрид с детьми? Разумеется, он рассказывал им о своем детстве. Но Нуармутье всегда оставался для него чем-то очень личным, интимным. Это место воплощало собой их прошлое, его и Мелани. Чистое, идиллическое прошлое.
А еще ему хотелось побыть с сестрой. Вдвоем, только он и она, и никого больше. В Париже им редко доводилось встречаться. Мелани часто обедала или ужинала с авторами, он то и дело уезжал из столицы, чтобы побывать на очередной стройке, или в последний момент отменял свидание из-за неотложного дела. Иногда она приходила к нему по воскресеньям, когда дети были у него, и они все вместе готовили поздний завтрак. Мелани готовит самую вкусную в мире яичницу-болтушку… Да, Антуан ощущал потребность побыть наедине с сестрой в этот трудный для нее период. Разумеется, у него много хороших друзей, которые дарят ему радость и жизненную силу. Но сейчас больше всего он нуждался в Мелани – в ее присутствии, ее поддержке и жаждал нащупать единственную нить, связывавшую его с прошлым.
Антуан забыл, как долго добираться в Вандею из Парижа. Они обычно ездили туда на двух автомобилях: страдающий одышкой «ситроен DS» для Робера, Бланш, Соланж, Кларисс и Мелани и нервный «триумф» для отца с его «гаваной» и для него, Антуана, сидящего на заднем сиденье и испытывающего тошноту. Шесть-семь часов в дороге, включающих время, потраченное на завтрак в маленькой гостинице в окрестностях Нанта. Дед всегда выбирал место с красивыми столами и безупречным обслуживанием.
Интересно, что об этих поездках помнит Мелани? Ведь ей в ту пору было на три года меньше, чем ему… Антуан посмотрел на сестру. Она больше не подпевала магнитоле. Мелани рассматривала свои руки с тем суровым и внимательным выражением лица, которое временами казалось ему пугающим.
Так ли уж хороша эта идея? Радуется ли его сестра перспективе оказаться в Нуармутье после стольких лет? Вернуться туда, где их ждало детство, неподвижное, как спящая вода?
– Теперь ты вспомнила? – спросил Антуан, когда автомобиль стал подниматься на высокий дугообразный мост.
По правую сторону вдоль берега высились гигантские серебристые ветряки.
– Нет, – ответила она. – Но кое-что я все-таки помню: папа нервничает, потому что дедушка, как всегда, что-то напутал с расписанием приливов и нам пришлось ждать в машине. Потом мы проехали по дамбе Гуа. Это было здорово.
Он тоже помнил, как им пришлось дожидаться отлива. Они ждали несколько часов. Ждали, когда дамба Гуа соизволит подняться из волн. Но вот наконец показалась сверкающая мощенная камнем дорога – подводная дорога протяженностью в четыре километра, на которой имелись островки безопасности для неосторожных водителей и пешеходов, застигнутых врасплох прибывающей водой.
Мелани украдкой положила руку ему на колено.
– Антуан, мы могли бы поехать к дамбе? Мне это доставит массу удовольствия.
– Конечно!
Таинственная дамба… «Гуа», которое все произносят как «боа». Само звучание этого слова казалось ему волшебным. Старинное имя для древней дороги…
Дедушка никогда не ездил по новому мосту. Он никак не мог привыкнуть к тому, что за проезд по мосту нужно платить деньги, и постоянно жаловался, что эта «бетонная язва» портит пейзаж. Он всегда ездил по дамбе Гуа, не обращая внимания на насмешки сына и целые часы ожидания.
Воображение уже рисовало суровый крест на холме, предваряющий въезд на дамбу. «Защищать и любить», – шептала всегда Кларисс, сжимая ладонь Антуана. Сильный запах выброшенных на берег водорослей и соленые укусы ветра кололи ему лицо.
