Ночью я вскочил, как будто меня ударили шахматной доской по груди. Сел в кровати. Сердце колотилось. Огляделся. Рядом мирно дышала Надя. Я был дома, в Тихой Москве, в Сокольниках, на улице Короленко. А значит, в безопасности.
Но сердце не успокаивалось. Болела ушибленная спина. Ныли запястья.
Вечером я не рассказал Наде, что случилось со мной в Секторе. Сказал, что напали грабители. А зря. Теперь невысказанные мысли догнали меня.
Что-то было не так.
Я уже слышал подобные истории. Один знакомый рюкзачник говорил, что вроде бы за последние полгода в Секторе исчезли несколько молодых пар. Сам он с ними знаком не был, но слышал от верных людей. Я на эти рассказы внимания в свое время не обратил. Мало ли что мы рассказываем друг другу, какие байки. А теперь подумал: вдруг это правда?
Случилась же эта жуткая история с сыном Чагина! О ней знают многие из наших, а деталей не знает никто. Почему, кстати, все держится в такой тайне?
Я уже как-то привык к безумию Переворота. Когда все Это случилось, куда-то, например, исчезли китайцы. И карлики исчезли. И кто его знает вообще, есть ли теперь китайцы даже у себя в Китае? И есть ли сам Китай? Но с этим все смирились. Это был Переворот, Большой Ответ, вот и все объяснения. И было это давно. И с тех пор как-то было спокойно, никаких тебе катаклизмов.
И вдруг снова… Какие-то необъяснимые вещи. Если рюкзачник говорил правду, значит, Смирновы не первые? Хрен с ними, китайцами, но куда на ровном месте исчезают обычные молодые люди?
И что за девушка встретила меня в квартире Смирновых? Кто такая? Почему так одета? Как попала в Сектор?
Я долго пролежал на спине, уставившись в потолок, и заснул только под утро.
А утром случилось вот что.
11
За завтраком у открытого окна (под пение птиц и стрекотание белок) Надя вдруг спросила меня:
– Кошкин, ты как себя чувствуешь? Готов к серьезному разговору?
Я подумал, что Надя снова будет уговаривать меня бросить мою торговлю, прекратить ездить в Сектор и найти себе занятие здесь, в Тихой. Поэтому слегка напрягся и ответил, что нет, не готов.
Но Надю не проведешь. Мы вместе уже десять лет, знает она меня прекрасно, а с тех пор как она стала тихой, проницательность ее превзошла все пределы.
– А я вижу, что готов, – сказала она. – Уж больно бодренько сопротивляешься. Помнишь, я тебе рассказывала, мы в школу взяли новую секретаршу?
– Ну, что-то такое помню. По-моему, Анфиса? Дерганая?
– Из Сектора, да, – тактично ответила Надя, положив вилку и выпрямившись на стуле. – Она уже неделю не выходит на работу. Телефона у нее нет. Давай съездим к ней домой.
Меня почему-то затошнило.
– А нам-то это зачем? – спросил я слабым голосом.
– Надо съездить.
– Понимаешь… я устал. Да и что за спешка?
– Надо узнать, что с ней. Я ее начальница, отвечаю за нее.
– Ну, я понимаю, когда вы на работе. А дома? Ты что, и дома отвечаешь за своих подчиненных? Это же не ученики, а ты у них не классный руководитель. Ты завуч, а это секретарь, Взрослый человек.
Надя встала, обошла стол и прижала к себе мою голову.
– Поедем! Пожалуйста! – говорила она, гладя мои волосы.
Нежнее ее рук я не знал в мире ничего.
– Да зачем это тебе? – спрашивал я, хотя и так уже было понятно, что я поеду с ней.
– Ей девятнадцать лет. Она здесь одна. Ни родителей, ни друзей, никого. И она странная. Ее взяли под честное слово. Лена за нее просила.
– Рыжая? Адамова? Как, кстати, ее муж?
– Вроде бы ничего, уже встал с коляски. Ходит понемногу с палочкой… Я директору не докладывала, что Анфисы нет на работе. Не хочу, чтобы ее уволили. Но больше скрывать ее отсутствие не могу. Так что, поедешь?
– А фингал? Как я с таким синячищем на улице появлюсь?
– А ты надень спортивную форму. Все будут думать, что ты на тренировке травмировался.
– На какой еще тренировке?
– А может быть, ты боксер…
– Какой же из меня боксер? – Я залился краской.
При всей ее тактичности Надя все-таки допустила оплошность. Да, я занимался когда-то и борьбой, и боксом. И подготовлен был лучше других. Но на соревнованиях пугался, терялся и проигрывал. Трусость не дала мне стать спортсменом. На тренировках мог выиграть три схватки подряд, а на соревнованиях – выйду на ковер, а тренер уже рукой глаза закрывает, не хочет видеть, что дальше будет, знает, что я сейчас спасую.
– Я думал, мы на озеро в парк сходим. Поныряем с вышки, поедим чебуреков…
– Съездим и пойдем в парк. Хорошо? Я пошла одеваться.
Надя повернулась и пошла к выходу из столовой. В трусиках и коротенькой шелковой маечке на бретельках, с мальчишечьей прической. Она была худенькой, но с красивой линией бедер, а двигалась так плавно, будто в ней было килограммов восемьдесят весу и грудь четвертого размера. Все тихие двигались плавно и грациозно, как кошки или, например, жирафы. Вот почему даже переодетого дерганого сразу можно было вычислить – просто по походке.
