«Хочешь стать окончательным и бесповоротным мизантропом, — говорил теперь Кирилл знакомым, — иди в коллекторы. Люди будут демонстрировать тебе две черты: жадность и хамство». Именно эти два свойства всегда были едва ли не самыми отвратительными для него самого. Почему Кирилл и ненавидел нынешнюю работу — хотя по покровительственным отзывам коллег и, главное, самого Пенязя, для непрофессионала справлялся он с ней на удивление прилично. Что не мешало Кириллу рассчитывать бросить ее на фиг, лишь только нарисуется сколь-нибудь пристойная альтернатива.
— Поговорить надо будет, — объявил Кот, едва Кирилл сунулся в комнату «оперативников». — Подожди минут десять, — и он снова нацепил уздечку с наушниками и отвернулся к монитору: видимо, общаться по «скайпу».
Кирилл отсыпал из тощего пакета в пустую кружку кофейного порошка, нацедил из недовольно бурчащего питьевого аппарата кипятку и сел в углу. Справа была полуоткрытая дверь Чифова кабинета, за которой просматривались Пенязь с одним из «соседей», загадочных частных детективов — Степаном, что ли, — попеременно вертящие в руках толстенькую черную трубку со вздутиями на концах. Оптический прицел, догадался Кирилл.
— …Че за ружбайка? — хмуро осведомлялся Чиф. — «Лось»?
— Девятый, — так же озабоченно отвечал «сосед». — Под тридцать-ноль шесть. Сейчас «Рысь» стоит, пока держит, но сколько протянет… И посветлей оптику хочется… Крон под дюймовую трубу, стальной моноблок — «Ширстон-классик» не подходит… Переменник, короче, нужен, от полтора-шесть до три-девять с нормальным светопропуском…
— Ну а сколько ты готов башлять? — спрашивал Пенязь.
— Ну, знаешь, не больше пятнахи…
— Ну, «Буррис», — уверенно предлагал Чиф. — Тридцать-шесть прекрасно держит. — Он принимался цокать мышкой, демонстрируя Степану что-то на мониторе. — Во: «Фуллфилд»-два, два-семь на тридцать пять…
— Нет у них «Буррисов»…
— «Луполдов» линейка, не смотрел?.. — цоканье продолжалось. — «Луполд Еуропиан»-тридцать, один двадцать пять-четыре на двадцать, прицельная рамка «Герман»-четыре… «Луполд Вари Икс-два», три-девять на пятьдесят, «Дуплекс»… Отличные загонники…
— Диаметр линзы всего двадцать миллиметров, — капризничал «сосед». — Пошире хочется…
Стерев тылом ладони с губ зернистую кофейную гущу, Кирилл вышел помыть кружку. Из «колл-центра» доносился голос какой-то из девок (Кирилл их вечно путал):
— …Ну а деньги где тогда? Нет, я спрашиваю, где деньги?.. Это не я вам, это вы мне хамите!.. — Уже готовая сорваться на крик, она вдруг резко сменила стилистику: — В таком случае вами займется наша выездная бригада. Все, ждите!
Даже из коридора было слышно, что ледяной тон и отсутствие мата в последней фразе дались «обзвонщице» не без усилия. Впрочем, Кирилл знал, что «бригада» — скорее всего, пока просто угроза. Через полчаса та же девица перезвонит подуспокоившемуся, получившему время обдумать перспективу визита «бригады» должнику и снова попробует укатать его по-хорошему. Велика вероятность, конечно, что снова нарвется на хамство…
На телефонах у них (как почти на любых телефонах почти в любой конторе) сидели в основном студентки. «Оперативный центр» составляли бывшие менты, Чифовы знакомцы. Впрочем, сам Чиф, накатив любимой своей белой водки «Тэнкерри», как-то признался на даче Кириллу, что коллекторы из оперов в основном неважные — в силу профессиональной психологии. Оперу нужны «палки», отчетность по раскрываемости, методы же он выбирает по принципу эффективности, предпочитая физическое воздействие, в крайнем случае — матерный ор и обещание пресс-хаты, где те, сука, быстро очко запаяют. Потому в народном сознании и стремится к нулю разница между сотрудником коллекторского агентства и бандюком с битой. Чифа последнее обстоятельство коробило — Кирилл не взялся бы определять, насколько искренне, но под газом Пенязь любил порассуждать об идеальном профессионале коллекторского дела: посреднике, берущем выдержкой, знанием психологии и не поддающемся на провокации.
Слушая эти монологи, Кирилл хмыкал про себя, представляя, как отреагировало бы на них подавляющее большинство сограждан, одалживающихся куда охотней, чем одалживающих, а если имеющих дело с коллекторами, то не с идеальными, а с самыми что ни на есть реальными… При этом он никогда, ни вслух, ни про себя, не занимал сторону этого самого большинства. И не из коропоративной лояльности, разумеется. И не потому, что сам всю жизнь давал в долг сплошь и рядом, а занимал лишь в случае крайней необходимости и преодолевая внутреннее сопротивление. И даже не потому, что за полгода в «КомБезе» убедился, что клиентура — по крайней мере из числа физических лиц («физиков», как выражался некогда Влад), поручаемых Кириллу как непрофессионалу, — процентов на восемьдесят состоит из особей мужского пола от двадцати до сорока, почти без остатка делящихся в свою очередь на откровенных мошенников и просто халявщиков. А потому, что и мошенники, и халявщики демонстрировали одну и ту же неподдельную уверенность в собственной правоте. Слишком ясно видел Кирилл за этой уверенностью органическую святую неспособность предъявлять вообще какие-либо требования к себе, соотносить себя хоть с какой-нибудь системой правил или даже простой логикой.
В конце концов, имелись в его прошлом и практические причины не любить уклоняющихся от возврата долгов…
— Садись, — пригласил Кот, когда Кирилл вернулся в кабинет. — Ты же Шнякиным занимался?
«Занимался» в случае Кирилла означало, между прочим, всестороннюю разработку объекта — дабы новичок набирался опыта, Чиф поручал ему тех должников, по которым требовалось сперва собрать инфу (благо у Кирилла имелся Валера), потом придумать стратегию общения, потом уже вести переговоры… Но в «деле» Шнякина (он же, понятно, Шняга) Кирилл пригодился лишь на начальном этапе. Да и «дело» было не совсем стандартное — не долг, а мошенничество. Впрочем, «КомБез» брался за задания самые разные, будучи через Пенязя связан с юридической фирмой.
Шняга был риэлтором. Тогдашнему их клиенту он, помнится, втюхал квартиру с владельцем, временно выписанным по причине отбывания срока в колонии общего режима. Клиент уже жил в ней год с небольшим, когда на пороге объявился обретший по УДО[5]свободу с чистой совестью хозяин. Клиент пожал плечами и помахал документами о покупке, но мужичок с еще не отросшими волосами, ухмыляясь, объяснил, что имеет право обратной регистрации, даже если квартира была продана, — и оказался прав. Клиент подозревал, что риэлтор дейстовал с ведома зэка, а Чиф, когда напрягал всем этим Кирилла, посоветовал докопаться, по какой статье хозяин сидел.
Оказалось, по двести двадцать восьмой, наркотической. Причем красноватые блестящие его глаза со зрачками как игольный прокол, привлекшие Кириллово внимание при их единственной встрече, выдавали в хозяине юзера. Чиф углядел в этом какие-то козыри для переговоров, и дальше мужичком занимались агентские «выездники», а договором — юристы.
И вот теперь, по словам Кота, Шняга опять попал агентству в разработку. Естественно, опять в связи с мошенничеством. Схему он подсказал другому знакомому квартировладельцу — причем тоже торчку. Он и Шняга договаривались со съемщиком о сдаче хаты на большой срок, съемщик платил сумму за первый месяц, залог и комиссионные риэлтору (Шняге). Через неделю-другую приходил хозяин, заявлял, что у него форс-мажор и съемщику, так уж вышло, звиняй, братко, придется свалить. Возвращался лоху один залог. В следующем месяце в хату въезжал новый лох. Так они дейстовали года полтора. Когда же хозяин пустил на героин все более-менее ценное движимое имущество, Шняга помог ему продать жилплощадь — причем двум разным людям одновременно. Он составил сразу два пакета документов и в один и тот же день оформил две сделки: у нотариуса и в ФРС.[6]По суду выиграл тот покупатель, что пошел в Госрегистрацию; второй обратился в «КомБез».
