Сам я не имел ничего общего с тем парнем, но, похоже, никто этого не замечал. Иногда после нескольких рюмок водки меня посещали кошмарные видения: начальство вдруг узнает, что я всего лишь сын гражданского служащего из Нокнари, и мгновенно переводит в отдел по охране прав интеллектуальной собственности. Я рассчитывал, что приход Кэсси Мэддокс отвлечет внимание от моей персоны.
Нельзя сказать, чтобы ее появление получилось особенно эффектным. Необузданное воображение сотрудников рисовало киногеничную блондинку с длинными ногами и пышной шевелюрой, чуть ли не в вечернем платье. Когда О'Келли, наш суперинтендант, представил ее в понедельник утром, Кэсси встала и выдала какую-то расхожую фразу, что для нее честь работать в нашем отделе и она постарается соответствовать его высоким стандартам. Рост у нее был не выше среднего, волосы черные и кудрявые, а тело худое и угловатое, как у мальчишки. Кэсси не в моем вкусе — мне больше нравятся девчонки-малышки, хрупкие и невесомые как птахи, которых я мог поднять одной рукой, — но что-то в ней меня задело: может, то, как она стояла, ровно и прямо словно гимнастка, или в ней было нечто загадочное.
— Я слышал, ее родители масоны и пригрозили расформировать отдел, если мы не возьмем их дочь, — прошептал у меня за спиной Сэм О'Нил.
Сэм — веселый и невозмутимый толстяк из графства Голуэй. Я всегда считал его надежным парнем, которого не собьет с ног даже ураган слухов.
— Господи помилуй, — побормотал я, клюнув на его шутку.
Сэм усмехнулся и покачал головой. Я опять взглянул на Кэсси, которая уже села и, упершись ногой в передний стул, развернула на коленях блокнот.
Одета она была не как детектив. Когда варишься в нашей среде, почти кожей начинаешь ощущать, как надо выглядеть — профессионально, подтянуто, по возможности дорого, с легкой изюминкой в одежде. Не надо обманывать ожидания налогоплательщиков. Чаще всего мы покупаем вещи на распродаже в «Браун Томас», а потом на работе приходим в замешательство, обнаружив у соседа ту же самую «изюминку». Правда, так было до тех пор, пока у нас не появился болван-новичок Квигли. Он говорил как мультяшный герой, да еще с провинциальным акцентом, и носил футболку с надписью поперек груди «Бешеный ублюдок», потому что ему всегда казалось, будто мы хотим на него наехать. Только когда он сообразил, что его вид никого не шокирует и всем наплевать, во что он одет, Квигли позвал на помощь свою мамочку и тоже стал ходить на распродажу в «Браун Томас».
Поначалу я подумал, что Кэсси Мэддокс из той же серии. Она была в свободных штанах-«комбатах» с карманами ниже колен, шерстяном джемпере цвета красного вина — длиннющие рукава почти закрывали пальцы — и грубых тяжелых ботинках. Я решил, что своей одеждой она хочет сказать: «Да плевала я на ваши правила». В ее наряде чувствовалась явная нотка враждебности, поэтому я сразу проникся к ней симпатией. Меня всегда тянуло к женщинам, которые чем-то раздражали.
Следующие две недели я почти не обращал на Кэсси внимания, насколько это вообще возможно в мужском обществе, где появилась мало-мальски привлекательная женщина. Пока Том Костелло, наш седовласый ветеран, вводил ее в курс дела, я занимался бродягой, которого до смерти избили в переулке. Жизнь у него была такая же унылая и мрачная, как смерть. Скоро я понял, что это один из тех безнадежных случаев, когда нет никаких зацепок и свидетелей: никто ничего не слышал и не видел, сам убийца, наверное, был пьян в стельку или наширялся и вряд ли помнит, что произошло, — поэтому мое рвение быстро увяло. В довершение всего у меня не заладились отношения с напарником Квигли. У него было странное чувство юмора: он цитировал из «Уоллиса и Громита», а потом разражался смехом, как дятел Вуди, и отсюда следовало, что это смешно. Наконец меня осенило: его назначили в пару со мной не из-за того, что новички могли легче сработаться вместе, а потому, что от него отказались все остальные. У меня не оставалось ни времени, ни сил, чтобы поближе познакомиться с Кэсси. Иногда я спрашивал себя, как долго это может продолжаться. Бывает, даже в маленьких отделах отношения между людьми сводятся к кивкам и улыбкам в коридоре — ведь больше их пути нигде не пересекаются.
Друзьями мы стали благодаря ее мотороллеру, старой потертой «веспе» 1981 года выпуска, которая, несмотря на классичность, напоминала мне веселого щенка с легкой примесью бордер-колли. Подтрунивая над Кэсси, я назвал ее скутер тележкой для гольфа, а она называла мой белый «лендровер» «скорой помощью». Интересно, что бы сказали об этом мои подружки?
Тележка для гольфа ухитрилась сломаться в самый мокрый и ветреный день на исходе сентября. Я выезжал с парковки и увидел маленькую фигурку Кэсси в красном дождевике, очень похожую на Кенни из «Южного парка». Она стояла с «веспой» под проливным дождем и что-то орала вслед автобусу, окатившему ее водой с ног до головы. Я приблизился и, опустив стекло, спросил:
— Может, лучше поработаешь руками?
Оглянувшись, она крикнула в ответ:
— На что ты намекаешь? — И расхохоталась, глядя на мое изумленное лицо.
За те пять минут, которые ушли на то, чтобы завести «веспу», я едва не влюбился в Кэсси по уши. В просторном дождевике и резиновых сапожках, с огромными карими глазами и мокрыми ресницами, моргавшими на маленьком как у котенка личике под красным капюшоном, она казалась чуть ли не восьмилетней девочкой. Так и хотелось закутать Кэсси в мягкое махровое полотенце где-нибудь у камина. Но тут она сказала:
— Нет, дай я покажу, как дергать эту штуковину.
Я, подняв брови, переспросил:
— Дергать штуковину? Эй, девушка, полегче!
Я сразу пожалел об этом — шутник из меня неважный, и она вполне могла оказаться ярой феминисткой, которая тут же под дождем прочла бы мне нудную лекцию об Амелии Эрхарт.[1]Но Кэсси лишь посмотрела на меня искоса и, хлопнув мокрыми ладонями, произнесла с придыханием:
— Ух ты, я всегда мечтала о рыцаре в сияющих доспехах, который придет и спасет меня, бедняжку! Только в моих снах он был гораздо симпатичнее.
Картинка в моих глазах изменилась точно в калейдоскопе, если щелкнуть по нему пальцем. Моя скороспелая любовь превратилась просто в горячую симпатию. Я посмотрел на капюшон Кэсси и сострил:
— Боже, они опять хотят убить Кенни.
Потом погрузил ее тележку для гольфа на свой «лендровер» и повез Кэсси домой.
Она снимала «студию», как говорят арендодатели, — однокомнатную квартирку, где хватало места для двоих, — на верхнем этаже полуразвалившегося дома в георгианском стиле, в городке Сэндимаунт. Район был тихий, подъемное окно выходило поверх крыш на пляж. Обстановка состояла из деревянных полок, набитых книжками, низенькой тахты зловеще-бирюзового оттенка, широкого дивана-кровати под пуховым одеялом, голых стен без картин и украшений и большого подоконника, на котором врассыпную лежали раковины, камешки и каштаны.
