безграничная целостность нашей семьи.
Изначально мы с Девять проводили вместе очень много времени. Конечно, мне понадобилось несколько дней, чтобы привыкнуть к нему и наконец-то перестать трястись от страха. Закончилось это тем, что мы рядом друг с другом были чуть ли не с утра до ночи.
Доходило даже до того, что Беатрис ночью заходила в мою спальню и прогоняла Девять в его комнату, говоря, что вообще-то уже поздно и пора спать.
Но на следующее утро он вновь приходил ко мне. Или я бежала в спальню Девять. Иногда даже прыгала по его кровати, пытаясь таким образом разбудить. Наверное, это была не самая лучшая идея, ведь пару раз я мощно так падала на него. К счастью, из-за разницы в весе особого вреда не наносила, но однажды при падении я локтем случайно врезала ему куда-то, так, что Девять от боли даже скрутило. Это сейчас я понимала, куда именно ударила, а тогда он мне этого не сказал. Я ещё и до жути глупые вопросы задавала, но после этого прыгать по его кровати все же перестала.
Так и получилось, что тот, кого я больше всего боялась, в итоге стал тем, с кем я проводила все свои дни.
Позже, подучив корсиканский, я могла больше общаться с другими братьями и сестрами. Но Девять часто приходил и забирал меня, а я тут же бежала за ним. В конце концов, насколько бы сильно я не любила остальную часть семьи, но Девять стал для меня особенным.
Сейчас я уже сожалела о том времени. Понимала, что именно в этот период начала влюбляться в него. Была отравлена Девять. Ведь изначально даже эти детские, наивные эмоции, являлись строго ненормальными.
Особенно, если учесть то, что к подобным темам в этом доме относились достаточно строго. То, что мы приемные являлось закрытой темой. Камиль и Беатрис воспринимали нас исключительно, как родных. И мы в этой семье росли именно с таким пониманием.
По этой причине я лишь в пятнадцать узнала, что вообще-то не все дети приемные. Как раз Девять и Коум, который шел седьмым по счету, являлись родными сыновьями Камиля и Беатрис.
Тогда у меня мир пошатнулся. Изувечивая сознание мыслями, я настойчиво пыталась вспомнить хотя бы один случай, когда родители хоть как-то выделяли именно своих родных сыновей. Только, ничего подобного не было. Всегда они ко всем относились одинаково. Да и сами Коум и Девять никогда не выказывали того, что они чем-то отличаются от остальных.
И я как паршивая овца рушила устрой этого дома своими чувствами. Естественно, я про них молчала, а годы шли. Мы взрослели и ломать становилось сильнее. Особенно, когда у Девять начали появляться девушки. По нему многие сохли. Даже вешались и, вроде как я являлась его сестрой, но, видя рядом с ним очередную девушку, реветь хотела. В те годы чувства причиняли такую боль, что, казалось, даже убивали. Медленно, но изощренно и особенно мучительно.
Временами мне казалось, что я могу с этим совладать. Убеждала себя в том, что Девять важен мне именно, как брат и в такие периоды мы даже вновь более менее нормально общались. Но стоило мне увидеть его с новой девушкой, как меня вновь изнутри безжалостно разрывало.
Годами все было слишком хлипко, пока полгода назад окончательно не разрушилось. Рухнуло и теперь я получала последствия этого.
Теперь об отношениях брата и сестры не могло быть и речи. Прежнего уже точно не вернуть и счастливой семьей не стать. Не нам с ним.
Но, черт, как? Почему я до сих пор его любила? Разве в первую очередь не именно эти эмоции должны были сгореть?
Как можно любить того, кто с такой силой твоей боли и страданий желает?
Сжимая ладони в кулаки, я ими ударила о кафель. Нет, пусть Девять идет к черту. С этого дня все будет обоюдно. Я так же буду ненавидеть его всей душой.
Глава 3
Закинув длинную лямку своей спортивной сумки на плечо, я прошла по пустующей кухне. Осторожно толкнула дверь и вышла на задний двор, намереваясь незаметно покинуть дом.
Но даже вопреки этому, я все равно увидела Девять.
Тело неминуемо прошибло током и я против воли, прикоснувшись ладонью к дереву, пальцами изо всех сил сжала ветку.
К счастью, Девять находился далеко и меня не заметил. Он вместе с остальными братьями был около главного въезда. Они стояли рядом с машинами. Курили. О чем-то разговаривали.
Сегодня было как никогда жарко, но, несмотря на это, поднялся сильный ветер и даже с такого расстояния я видела, как дуновения растрепали белоснежные, явно мокрые после душа, волосы Девять. Летом они всегда ещё сильнее выгорали. Были похожи на снег. И настолько сильно контрастировали по сравнению с его смуглой кожей.
Поднося сигарету к губам, он, ладонью закрывая зажигалку от ветра, щелкнул ею. Подкурил. Вообще делал это редко, но каждое движение прошибало. То, как Девять убрал сигарету от губ. Поднимая голову и, смотря на небо, выдохнул рваное облако дыма.
Резко отвернувшись, я быстро прошла по саду и выскользнула на улицу. В соседнем районе поймала такси и уже через полчаса была у Ванды. Ее отец являлся мэром Аяччо из-за чего он с женой редко бывали дома и наши с Вандой ночевки стали чем-то само собой разумеющимися. Поэтому подруга даже спрашивать не стала, почему я напросилась к ней на пару дней, но все же, увидев мое лицо, судя по всему, поняла, что что-то не так.
— У тебя что-то случилось? — придерживая пушистого кота, который все норовил выбежать на улицу, она отошла в сторону, пропуская меня внутрь холла.
— Девять, — переступая через порог, я двумя руками сжала сумку. — Он вернулся.
— Ого…. - так и не закрыв до конца дверь, Ванда застыла, переведя на меня встревоженный взгляд.
— Он меня не тронул, но… — я запнулась, а подруга закрыв дверь, отпустила кота, после чего взяла меня за руку и потянула за собой в сторону лестницы.
— Пошли на террасу, — она кивнула вправо. Там находились три горничные. Мыли окна и, понятное дело, что прислуга не должна выносить сплетни из дома, но лучше поговорить без лишних ушей.
Мы поднялись на второй этаж и, после того, как я оставила сумку в спальне подруги, мы зашли на террасу. Она была огромной. С обустроенной зоной для отдыха. Бывало такое, что мы тут устраивали ночи просмотров фильмов.
— Тебе дать воды? — подруга, как
