Сергей. Видимо, он все же решил вернуться.
— Вы ее нашли!
— Быстрее! Плита подо мной вот-вот осыпется!
Сергей выпучил испуганные глаза. Остолбенел, когда услышал мои слова. Парень просто впал в ступор, не совсем понимая, что ему делать.
— Хватай веревку и тяни!
Будто очнувшись от транса, он все же схватил трос, стал вытягивать Аню. Той даже не пришлось карабкаться, так быстро пошло дело. Уже спустя секунду Сергей схватил девочку и втащил ее наверх. Повременив несколько мгновений, оба они усталые, переводя дыхания, глянули на меня.
— Дядь Паш! Хватайте веревку — Крикнул Сергей. — Я вас вытащу!
— Да! Мы вас вытащим! — Поддакнула ему девочка.
— Не сомневаюсь, — ответил я с улыбкой.
Плита обрушилась внезапно. Я хотел было схватиться за веревку, но от первого удара о камни, казалось, у меня отнялись руки. В одно мгновение перепутались земля и небо. О скалу меня било так, что после второго удара я перестал чувствовать тело. Мысли, ощущения, боль — все это смешалось в какую-то кашу.
Оказавшись на дне перевала, я понял, что еще жив. И даже удивился этому. Передо мной открылось широкое синее небо. Вертушка хлопала где-то вдали своими лопастями.
«Вовремя», — подумал я про себя и даже захотел ухмыльнуться, но не смог. Не было сил.
— Павел Степанович! — Кричал сверху Сергей. — Павел Степанович!
Крик его звучал так, будто бы доносился откуда-то из-под воды. Сергея я уже не видел. Не было боли, не было страха. Лишь спокойствие и… умиротворение. А потом пришла и темнота.
Сборный пункт «Девятка», город Краснодар. Октябрь 1980 года. СССР
— Паш, Пашка! Вставай давай!
Я вздрогнул, когда какой-то знакомый голос меня позвал. Звучал он будто бы издали, словно со дна глубокой ямы.
— Пашка!
Я зашевелился. В нос тут же ударил неприятный запах несвежего белья и застарелого пота. Вокруг гомонили многочисленные голоса. Звучала шумная суета. Я разлепил глаза. Первым, что я увидел, был высокий беленый потолок. Холодным светом горели трубки ртутных ламп. Я сощурился, прикрыл глаза от неприятного свечения.
— Всех поднимают! Давай!
Первые несколько мгновений я не понимал, что происходит. Я где-то лежал, а вокруг что-то происходило. Вот и все. Грешным делом, я даже подумал, что нахожусь в больнице. Многое на это указывало: койка, в которой я проснулся, белый потолок, какая-то неразбериха, бурлящая вокруг.
Однако в теле, после такого серьезного падения, не было боли.
«Вот зараза, — подумалось мне, — что, шею свернул, и остался живой? Потому и тела не чувствую? Да лучше б помер и все тут».
Мысли были тяжелыми и текучими, словно кисель. Даже их приходилось преодолевать. Неожиданно в голову мне пришло кое-что другое:
«Что это за смутно знакомый голос, что меня зовет?»
Я попытался подняться, почти уверенный, что у меня не выйдет, и к собственному удивлению… Поднялся. Во всем теле почувствовал я такую легкость, которой не ощущал, наверное… Много-много лет. Что за черт?
Когда глянул на человека, что звал меня, сонливость тотчас выветрилась из моего сознания. Голова словно бы разом прояснилась.
На меня смотрел… Я сам. Только совсем молодой. Такой, каким я был в восемнадцать лет. У меня были светлые, стриженные единичкой волосы, резкие, правильные черты лица и внимательные голубые глаза, в которых вовсю плясали задорные искорки. Такие бывают у беззаботных, молодых душей и телом людей, что только недавно вступили на путь тяжелой взрослой жизни.
А потом пришло осознание
— Сашка… — Протянул я хрипловато.
Это был совсем не я, а мой погибший брат-близнец по имени Саша. Это он заглядывал ко мне, на второй этаж нар. Рассматривая меня, он удивленно приподнял брови.
— Пашка, ты чего? — Спросил он. — Как с луны свалился!
Глава 2
Я тут же принялся озираться по сторонам. В огромном помещении, наполненном десятками железных двухэтажных нар, суетились люди. Многочисленные молодые парни лет по восемнадцать, быстро одевались: натягивали штаны, свитера и нательные майки, торопливо возились с рубашками.
У входа стоял… Прапорщик. Невысокий, полный и усатый, он то и дело подгонял ребят криками:
— А ну, быстрее! Быстрее, кому сказано⁈ Стройся!
— Паш, да чего ты возишься? Вместе ж по шее получим! — Крикнул Саша, натягивающий штаны.
Я тут же глянул на брата. Он был жив. Жив и… молод. Совсем еще пацан, и полгода нету, как исполнилось восемнадцать. Именно такой, каким я его запомнил. Такой, каким был и я в молодости…
От удивления я даже выматерился про себя. Голос мой, с годами погрубевший и приобретший старческую хрипотцу, вдруг прозвучал высоковато и моложаво. Это был голос молодого человека.
Я спрыгнул с нар, а потом, чтобы убедиться, что Сашка настоящий, а все это ни какой-то предсмертный сон, хлопнул его, нагнувшегося завязать ботинки, по спине. Спина оказалась вполне материальной.
— Чего? — Брат вскинул голову и вопросительно посмотрел на меня.
— Сашка… — протянул я, заглядывая в глаза своему снова живому брату.
— Да чего? Одевайся, блин! Прапор у нас злобный, как собака!
Первым порывом было тут же кинуться к брату. Обнять его чуть ни до хруста во всем теле. Это ж Сашка! Живой! Это мой брат, с которым мы вместе учились ходить и говорить, вместе отправились в ясли. Вместе чесали кулаки о дворовых пацанов, прикрывая друг другу спины.
Пусть в армии я встретил много отличных ребят, ставших мне почти родными, но никогда в моей жизни не было у меня друга преданнее и отзывчивее, чем он. И вот Саня снова тут. Да как это вообще возможно?
Все же холодный рассудок, с которым я давно уже привык подходить к любому делу, подсказывал, что чтобы тут не происходило, братание с ним введет Сашку в замешательство. Лишние вопросы у него вызовет. А как я на них отвечу, когда сам до конца не понимаю, что тут происходит?
Да и времени не было. Так что свой порыв я подавил. Вместо этого, оглядываясь и про себя дивясь происходящему, стал я натягивать и свои брюки. Ну не стоять же столбом, когда другие куда-то спешат?
Тело мое тоже было теперь иным. Если к своим шестидесяти годам я привык к ломоте в суставах, объемному животу и застарелым ноющим ранам, теперь все это исчезло. Тело оказалось поджарым и сухощавым: жилистые ноги, плоский живот, крепкие руки и крестьянская, смугловатая от Кубанского солнца кожа.
Я
