количества гипносна нам не полагалось. Гипносна, во время которого внушали не столько про гавайский и некрасовский отдых, сколько программировали Основные Схемы Реакций, превращая нас из не очень разумных существ со свободной волей в безукоризненно действующие машины. Возводя мощные психотехнические барьеры, кодируя ситуации и наши ответные действия, меняя нас так, как не изменили бы годы обычной терранской муштры и даже такого эффективного майанского обучения. Превращая нас из людей в галаксменов, то есть в сложный, деликатного состава сплав варварства с цивилизацией. В эдаких боевых слонов. Только, конечно, совсем не в военной, а в разведывательной разновидности. На слух мы запоминали не очень-то содержательный ликбез, выводящий нас на уровень средненького жителя средненького по развитию мира. Но после сигнала таймера, под сон — генератором вводилась совершенно другая информация. Куда более практическая и нужная в нас Интергалу: экономическая, экологическая, психологическая и прочие виды войн, другие подобные предметы, от заурядного рукопашного боя до опознания существ, прошедших зомбирование или иные трансформации личности, до определения состава ядов на глаз, до тонкого искусства скрывать свои мысли от телепатов так, чтобы они не смогли заподозрить, что их водят за нос. А в конце обучения, возможно, стерпи бы память о родном мире, подменив хорошо проработанной фальшивкой — и вперед, волки космоса!
Отработанная за два десятка тысячелетий машина Академии не знала сбоев уже очень давно. Наверное, статистика сработала в нашу пользу. Кроме того, мы тогда слишком мало знали о суперцивилизациях, о космических империях, чтобы понимать, почему нам вдруг удалось необъяснимо легко бежать из Академии. Мы не знали, что есть некто, чьей могущественной волей Его Величество Случай был обращен в нашу сторону. Впрочем, не стану забегать вперед.
В общем, как ни странно, это было хорошее время. Даже несвобода как-то отступила на задний план и не воспринималась поначалу чересчур остро. Мы с восторгом впитывали в себя откровения Майи явной и незаметно, но не менее основательно изучали Майю тайную, не афишируемую туристам в рекламных буклетах. Впрочем, как уже понятно, не догадывались об этом, да и обо многом другом. Мы осторожно налаживали дружеские отношения, мы наивно гордились тем ощущением особенности, исключительности, отличности от всего населения Террис, в Академии нас ошеломляли даже самые рядовые вещи, науки прекрасно усваивалась. Правда, в воспоминаниях имелись досадные провалы, но думать о них не хотелось. Всегда находились куда более заманчивые вещи, отвлекающие что мое, что Дэвово внимание от неопределенности обстоятельств, предшествовавших кабинету администратора Харфы. От одной уже попытки вспомнить становились чересчур напряженными нервы, приходила дикая головная боль, так что после пары наскоков на закрытую тему прошлого мы, как благоразумные разумные существа, отказались от дальнейших самоистязаний. А уже летел к экзаменационной сковородке второй семестр, когда, несмотря на ужесточившиеся еще сильнее, хоть и казалось, что сильней некуда, требования, мы стали полуинстинктивно сопротивляться Системе Академии. Мы тогда еще не думали бунтовать, но чисто по-человечески противодействовали давлению Кодекса. Именно тогда мы стали, обнаружив, что знания входят в память независимо от того, слушаешь ты или нет, шепотом разговаривать, не шевеля губами. Мы выкраивали моменты, когда преподаватель соловьем пел, развивая свою тему, и разговаривали:
— Слышь, Дэв, ты не думал, как бы втихую вылезти наружу? Больше года с сидим по психобункерам как крысы. Надоело. Давай, придумаем чего-нибудь?
Американец поднял бровь, по-прежнему преданно глядя на старшего преподавателя.
— Интересно, как ты это мыслишь? Пока что не вижу абсолютно никаких лазеек.
— Я тоже, но ведь это не значит, что их нет. Мой совковый опыт говорит, что должны быть. Просто мы их сейчас не замечем. Пусть это трижды суперцивилизация, но и они ведь — не Господь Бог. Надо просто суметь увидеть дырку.
— Вопрос интересный, — сказал Дэвид слегка в нос, — Принято к изучению, я подумаю над этим.
— Однако, — с сомнением прошептал Дэв чуть позже, — Система у них отлажена, и боюсь, что здесь навряд ли выйдет… Что ж мы, первые, что ли?
— Проклятье, твои штатовские мозги уж слишком стандартны. Ты стань в сторонку и еще раз посмотри оттуда. Забудь на мгновение про все эти их запреты. Попытайся.
— Ххмм, ну а отчего так не сделаешь ты? — он с иронией скосил на меня глаз, не шевеля головой.
— Одному тяжко, — признался я, — Девятый день голову ломаю.
Дэвид вдруг ухмыльнулся, чуть кивнул головой.
— Заметано. Я, конечно, так с ходу еще ничего не придумал, но обязательно придумаю. Надоело это все.
— Точно, надоело тут торчать безвылазно, — соглазился я и мы снова переключили все внимание на что-то часто ставшего поглядывать в наш угол преподавателя.
Прошло еще два десятка дней, одинаковых как истертые монеты. Я уже отчаялся найти лазейку. Ведь здесь не требовалось делать ничего сколько-нибудь сложного. Проснувшись, позавтракав, достаточно было только пожелать, и ты уже на своем привычном месте в аудитории. Точно на раз и навсегда отведенном сиденье. После лекций — то же самое, в обратном порядке: мгновенное перемещение в психосейф, ужин, сон. Как качели, где с одной стороны — лежанка с сон-генератором, с другой — аудитория без дверей и окон, а посередине — щелчок синтезатора, всегда предлагающего одно и то же блюдо с бессмертной гроздью кусички. И ни дверей, ни коридоров, ни охранников. Попробуй, зайди куда тебе не положено. Конечно, можно еще попасть в кабинет Харфы, и администратор всегда на месте, всегда готов на тебя порычать. Но и там нет ни двери, ни окна. Мы с Дэвом быстро вычислили, что тусклые чешуйки псионовых ключей отказываются переправить куда-либо еще. И всегда срабатывают только для того, кто держит ключ, поднеся его к зрачку. Между тем решение буквально валялось под ногами. Но для того, чтобы его увидеть, нам понадобилось немало напрячься. Честно говоря, я только подтолкнул к нему американца, ухитряясь пройти мимо и в упор глядя не заметить. Раз номинально это все не называется тюрьмой, то при возникновении сбоя в системе она должна сработать по принципу «вопрос — ответ», наверняка не беря во внимание, что отвечающий может солгать. Майанцы слишком цивилизованы для некорректного отношения к информации. И выходит, что непрочихавшуюся систему можно ввести в заблуждение. Тогда, предположили мы, она отправит по указанному адресу. Конечно, в дальнейшем после устранения сбоя она возвращает в предназначенные сани. Теперь нам осталось решить одну крохотную проблемку: как организовать сбой в системе, принципа действия которой администрация Академии вполне правильно не афишировала. Причем не имея доступа ни к чему такому, что навело бы на мысль «Да, эта штука может чего-то похожее делать».
