Александрии было уже не так мало. Во всяком случае, видно, что если и не из первых рук, но дошло до него это библейское выражение.
‹Тóг̃у ва-вóг̃у› – безвидна и пуста. Земля была такой, как разоренная страна, после того как ушли враги, разрушив всё, что можно разрушить. Это сравнение не случайно: я взял его из Книги пророка Иеремии, который, описывая разорение своей страны, употребляет именно это библейское выражение: ‹тóг̃у ва-вóг̃у› – безвидна и пуста. Как после войны на земле ничего не остается, так и в первый день творения на ней еще ничего не было.
Овидий в своих «Метаморфозах» рассказывает нам о том, как творит Бог мир – тот мир, где потом поселятся люди:
Бог и природы почин раздору конец положили.
Он небеса от земли отрешил и воду от суши,
Воздух густой отделил от ясность обретшего неба.
После же, их разобрав, из груды слепой их извлекши,
Разные дав им места, – связал согласием мирным.[7]
С одной стороны, всё это, казалось бы, очень похоже на Библию, но, с другой стороны, в рассказе Овидия есть что-то механическое. Бог действует у него как ученый в лаборатории, как какой-нибудь римский фармацевт, который готовит лекарство в своих чашечках и мензурках.
В Библии нет ничего подобного. Повторяю: первое и почти единственное слово, которое приходит на ум, когда читаешь эти библейские стихи, – это слово тайна. Благоговейно остановиться перед тайной – вот к чему призывает нас Священное Писание.
Безвидна и пуста была земля, еще ничего на ней не было, еще не было даже света, который бы осветил эту пустоту и безвидность. Как в учебниках по истории земли наша планета изображается в глубочайшей древности, как видим мы сегодня на фотографиях, которые поступают с других планет или с луны, – вот эти голые камни и голые кратеры, – примерно такой предстает земля в начале Книги Бытия.
«И Дух Божий носился над водою». Носился – на иврите ‹мерахéфет›. Здесь употреблен очень редкий глагол с не совсем даже понятным значением. Ученый раввин по имени Бен Зома объясняет значение этого глагола следующим образом: «Дух Божий парил над лицом вод, как голубка над своими птенцами парит, но не касается их». Как голубка над своими птенцами, – вот как характеризует парение Духа Божьего, как объясняет этот глагол – «носился» или ‹мерахéфет› – ученый иудей.
Давайте посмотрим, что говорит об этом святитель Василий Великий в своем «Шестодневе», в своей второй беседе на Книгу Бытия. «Как же Он, – восклицает святитель Василий, – носился над поверхностью вод? Скажу тебе не свое мнение, но мнение одного сирийца, который был столько же далек от мирской мудрости, сколько близок к ведению истинного. Итак, он говорил, что сирийский язык выразительнее и, по сходству с еврейским, несколько ближе подходит к смыслу Писания (чем греческий, – имеет в виду святитель Василий. – Г.Ч.). Разумение сего речения, – продолжает святитель, – таково. Слово “носился”, как говорит он, в переводе греческом употреблено вместо слова “согревал” и “оживотворял” водное естество, по подобию птицы, насиживающей яйца и сообщающей нагреваемому какую-то живительную силу»[8].
Святитель Василий не знал иврита, но это незнание не делало его слепым. Он прекрасно чувствовал то, что не всегда чувствуем мы: что оригинал всегда точнее передает смысл текста, чем перевод. Святитель Василий, для того чтобы понять оригинал, не зная языка оригинала, обращается к опыту тех толкователей, которые были ближе к знанию иврита, которые хотя бы владели языком сирийским (или арамейским), в общем, конечно, очень близким к ивриту, и обнаруживает эту мысль. Он за полторы тысячи лет до современных филологов-библеистов говорит как раз о том, о чем сегодня говорит наука: что этот глагол – «носился», ‹мерахéфет› – взят из лексикона, рассказывающего о птице, которая, не покидая своего гнезда, держится над гнездом.
Вот откуда новозаветный образ Духа «в виде голубине», который «извествоваше словесе утверждение», как поем мы об этом в тропаре праздника Богоявления. Здесь, уже на первой странице Священного Писания, показывается, как бережет Бог нас всех и мир для нас, бережет, как птица бережет своих птенцов, как защищает она свою кладку или своих маленьких от любой опасности.
Давайте теперь двинемся немного дальше по библейскому тексту и посмотрим, чтó говорится на первой странице Библии. «И сказал Бог… И сотворил Бог… И стало так. И увидел Бог, что это хорошо. И назвал Бог… И был вечер, и было утро». Все эти формулы повторяются многократно – один, другой, третий раз: и сказал Бог, и сотворил Бог, и стало так, и увидел Бог и т. д. Но каждый раз в них появляется какое-то новое слово или несколько слов. Сначала – свет, потом – твердь, т. е. Небо, потом – вода, затем – суша, зелень, трава, светила на тверди небесной, птицы, рыбы, звери и т. д.
Хотя здесь и нет четкого стихотворного ритма, каким является, например, гекзаметр в гомеровских поэмах, однако здесь ясно чувствуется поэтическая природа этого текста. Перед нами не научный трактат. Перед нами вечерний гимн во славу Творца. Я очень хорошо представляю, как в течение веков, не одно столетие – быть может, пятьсот, быть может, шестьсот лет подряд, – сохранялся этот текст, еще не записанный на папирусе или на коже, сохранялся в памяти людей и звучал по вечерам как вечерняя песнь Богу, как звучит теперь по вечерам наш гимн «Свете тихий, Святыя славы…» Так звучала среди кочевников и пастухов, собравшихся вокруг костра, эта библейская песнь. Распахнутый купол темного неба простирался над ними, сияли звезды, и кто-то из старших, кто-то из тех, кто помнил лучше всех этот текст, нараспев его провозглашал: ‹Бе-решúт барá Элог̃úм эт г̃а-шамáйим вэ-эт г̃а-áрец›, и далее, и далее. И так века звучало Слово Божие и сохранялось, благоговейно и радостно, людьми в своей памяти и в своем сердце. И только потом оно было записано на папирусе.
2. Книга Бытия. Гл. 1. Ст. 1–4
В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою.
И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы.
Быт 1:1–4
Давайте вслушаемся еще раз в эти слова: «И сказал Бог: да будет свет». И сразу исчезает безвидность и бесформенность земли. Сама мысль о
