что вавилонских рыбок давно уже днем с фонарем не отыскать. Со смертью Шуруккаха был утрачен какой-то секрет, и это удивительное животное перестало метать икру.
А жаль, оно очень облегчало путешествия.
— Эй, ты, подойди, — велел маг варвару. — Это Праквантеш?
— Да, — кивнул тот. — А ты заклинатель, о говорящий с духами?
— Да, — кивнул уже Креол. — Так что ты там от меня хотел?
— Почему… ты мне… не помог?.. — спросил праквантек, тщательно подбирая слова.
— А ты мне брат или друг, что ли? — не понял Креол. — Я тебе ничего не должен.
— Но…
— А будешь наглеть, я тебе еще и от себя добавлю, — пообещал маг. — Теперь говори, где живут ваши цари и маги. И быстро, пока я не потерял терпение.
— Очень… очень далеко отсюда, — недоуменно ответил варвар. — Там, за большой водой, на великих островах. О, наши прекрасные леса, как они прекрасны!.. По утрам небо красно, когда на водопой летят попугаи ара!..
— Стой, — перебил Креол. — Про попугаев мне неинтересно. Ты… ты что, не праквантек?
— Нет, о заклинатель, я из племени яредов. Я думал, ты распознал во мне яреда, раз обратился на языке моих отцов. Мое сердце сжалось радостью, ведь я решил, что и ты яред, хотя твое лицо…
— Стой! — скрипнул зубами Креол. — Так вот почему Ронов… а яредский язык похож на праквантекский?
— Совершенно нет, — радостно ответил варвар. — Наш язык прекрасен и многогранен! Это язык певцов, поэтов и заклинателей духов. Ты разве не слышал? Когда я кричал тебе о помощи, то обращался на праквантекском, этом грубом и корявом языке, в котором три четверти слов односложны.
Креол вслушался в речь варвара. Да, и в самом деле, сейчас тот говорит совсем иначе, произносит длинные и певучие слова, сильно тянет гласные. Но тоже цокает и клацает… как делает и Креол, говоря с ним. Демон хорошо его обучил, маг говорит так, словно родился со знанием этого наречия.
Хотя какой от него толк в Праквантеше⁈
— В Праквантеше говорят на яредском? — спросил маг.
— Совершенно нет, — пожал плечами яред. — Эти презренные, что расселились по берегам всего моря-сердца, знают только свое чириканье. Но я, как ты мог заметить, праквантекский знаю.
— Отлично, — недолго думал Креол. — Пойдешь со мной и будешь переводить.
— Почему же я должен это делать⁈ — скрестил руки на груди яред. — О чужестранец, ты не помог мне в час нужды, когда эти злодеи избили меня и отняли все нажитое, а худшее — они сломали мою свирель! Ты знаешь, как дорога она мне была⁈
— Нет, но могу помочь, — ответил Креол. — Где ее обломки?
Через несколько минут преданность яреда возросла. Сжимая целехонькую свирель, которую Креол починил, обратив время вспять, он поведал, что зовут его Хитагайца, он странствующий музыкант и поэт-песенник, который решил принести истинное искусство невежественным праквантекам, но наткнулся здесь только на черствость и безразличие.
— … Ты видел этих варваров, ненавидящих музыку, — пренебрежительно говорил Хитагайца, пока они с Креолом шли в город. — Я просто играл им на свирели, но они набросились на меня и стали избивать… а дальше ты видел.
— Может, ты просто плохо играешь? — предположил Креол. — Или пел им о том, что все праквантеки — ослы?
— Кто?..
— Праквантеки, дурак!
Потом выяснилось, что Хитагайца не понял второго слова. По эту сторону океана не знали ослов… да и вообще домашней скотины, кроме собак, которых, как ни странно, выращивали для еды. Музыкант с раскрытым ртом внимал словам Креола об ослах, коровах, онаграх, ламассу и прочих диковинных созданиях, которыми так богата долина Тигра и Евфрата. Яреды и праквантеки грузы таскали сами, а на мясо разводили только птиц и собак.
— Эта местность называется Семь Золотых Городов, — пренебрежительно объяснил Хитагайца. — Незачем говорить, что на самом деле они не золотые. Да и времена их славы давно в прошлом — их строили те, кто жил задолго до праквантеков, нынешние на такое не способны.
Увидев явление демона и обращение времени вспять, музыкант проникся к Креолу великим почтением и теперь не отставал ни на шаг. Он прыгал вокруг мага, то и дело забегал вперед, рассказывал о том, что они видели вокруг, и все время наигрывал на свирели. Играл он не так чтобы очень искусно, но вполне пристойно и уж точно не настолько плохо, чтобы за это бить. Видимо, праквантеки и впрямь неотесанные варвары.
Однако несмотря на всю свою дикость, что такое золото, они понимали, хотя и ценили его меньше, чем шумеры. Городской глава содержал для путешествующих большой заезжий дом, и там Креол, а с ним и Хитагайца смогли передохнуть, напиться и поесть лепешек из маиса (так называлась та странная пшеница). Они были довольно вкусны, пока оставались горячими, но остыв, превращались словно в куски коры.
Маис оказался для праквантеков всем. Простые люди питались в основном им — в виде лепешек или каши. Еще они ели бобы, огромные странные дыни и какую-то темную сладковатую репу — ее варили, жарили, употребляли сырой. Было очень много фруктов, в том числе таких, которые Креол впервые видел и пробовал.
А вот мяса недоставало. Собачатина оказалась едой праздничной, в обычные же дни праквантек мог полакомиться разве что рыбой или дичиной. Впрочем, поскольку с одной стороны у них было море, а с другой — кишащий зверьем лес, мясо на столах все же случалось. Многие здесь жили охотой или рыболовством.
Креол быстро разочаровался в стране, которую осчастливил своим посещением. По крайней мере, в этой ее части. Так называемые Семь Золотых Городов раскинулись на полуострове Солнца, северо-восточной оконечности Праквантеша — и это была самая бедная, жалкая и какая-то уставшая ее провинция. Четыре города из семи давно мертвы, другие два тоже почти покинуты, в них копошатся лишь нищие и старики,
