пылко расцелует при встрече зад Макара Матвеевича.
— Попрошу вас только об одной услуге, — сказал я, и профессор снова напрягся. — Проводите меня к Нинель Аскольдовне…
* * *
— Девочка, иди в жопу.
— Послушайте меня, прошу вас!
— Ты откуда вообще такая взялась?
— Умоляю вас, выслушайте!
— Я сейчас охрану позову…
Белич взялась за рацию и почти уже нажала на кнопку, как вдруг:
— Моей подруге Кате очень нужна помощь специалиста! — затараторила девушка с розовыми волосами, что так нагло нарушила её покой. — Мы тут совсем недалеко живём, в Удалёнке! А она совсем расклеилась! Узнала кое-что о своих родителях, и теперь сама не своя! Кажется, у неё депрессия! Глубокая! Очень!
— Катя? — Нинель Аскольдовна заинтересовалась и положила рацию. — А у Кати есть фамилия?
— Есть, — нахмурилась Шестакова. — Катя Чертанова.
— О, — улыбнулась Белич. — Понятно.
Как удачно всё сложилось! После магического нокаута от кактуса Нинель Аскольдовна всерьёз взялась за изучение защитных артефактов и методов, которыми можно их обойти. И даже более того, собиралась объявить сбор самых сильных одарённых членов Чурчхеллы.
В своих намерениях Белич была серьёзна. И раз уж у неё не получилось добыть Дочь Демона изящно, в следующий раз она намеревалась прийти в дом Скуфидонского с толпой и взять своё силой.
Но!
Судьба распорядилась иначе.
Благодаря какой-то невероятной цепочке совпадений, о которых Нинель Аскольдовна не знала и не хотела знать, Катя Чертанова сама плыла к ней в руки.
— Депрессия, говоришь? — уточнила психологиня, довольно откинувшись на походном стуле. Слишком довольно, учитывая ситуацию.
— Не знаю, — ответила розововолосая. — Я же не специалист! Но ей очень… очень плохо!
— Это хорошо, — кивнула Белич, но тут же поправилась: — То есть плохо, что ей плохо. И очень хорошо, что ты нашла меня. Обязательно приводи свою подругу ко мне, вправим ей мозги. Но только приводи попозже, когда стемнеет…
И вновь Нинель Аскольдовна поняла, что прозвучала странно. И вновь решила на скорую руку объясниться:
— Я нужна на раскопках. А раскопки продолжаются до тех самых пор, пока светло, — хотя на самом деле Шестаковой никакие объяснения не были нужны.
— Хорошо! — крикнула Шаманка. — Спасибо вам огромное! Спасибо!
И тут:
— Кхм-кхм! — прокашлялся широкоплечий силуэт, тень которого упала на палатку. — Нинель Аскольдовна? Вы здесь?
— Скуфидонский, — в ужасе распахнув глаза прошептала Шестакова. — Спрячьте меня, прошу.
— В спальник! Быстро залезай в спальник!
* * *
Сперва я услышал внутри какую-то возню, а затем:
— Василий Иванович, здравствуйте! — сладко, буквально паточно пропела Белич. — Заходите, я здесь!
Внутри палатка выглядела точь-в-точь как палатка. Вот только этот красный свет придавал… м-м-м… признаться честно, не знаю печатного синонима к этому слову. Придавал будуарности? Или бордельности? Можно так выразиться? Есть такое слово вообще? А если нет, то и похер; я — носитель языка и имею полное право на словообразование.
— Как приятно, что вы решили меня навестить.
Белич облокотилась на стол и завела руки за спину. Короче говоря, с ходу начала лупить артиллерией. Но меня не проведёшь! Я себя контролирую.
К тому же я приметил, что спальный мешок за спиной Нинель Аскольдовны подозрительно полон. Да ещё и дышит в придачу. Вот ведь… Солоха хренова.
Вывод первый — мы здесь не одни.
Вывод второй — фу-фу-фу, как любит выражаться Её Сиятельство Фонвизина. Насчёт близости с Макаром Матвеевичем, то тут я могу поспорить на все мои снегоходы, что её нет, не было и не будет. А вот насчёт председателя я бы не был так не уверен.
Неужели Белич решила его отблагодарить?
Ладно…
Дело не моё. Моё дело другое:
— Здравствуйте, Нинель Аскольдовна, — на всякий случай я решил изображать влюблённого дурачка, немного робеть и заглядывать ей в глаза. — Мой камердинер сообщил мне, что вы заходили в моё отсутствие.
— Правда? — похлопала глазками Белич. — Как любезно с его стороны. Действительно, так и было.
— А ещё он говорил, что вы интересовались одной из моих подопечных.
— Подопечных? — и вот опять.
— Екатериной Чертановой.
— Ах! Ну да…
Тут Белич оторвалась от стола и начала медленно обходить его. Виляя бёдрами, само собой. И, само собой, не цокая каблуками, потому как цокать по брезенту поверх сырой земли — это ведь ещё надо постараться.
— Ну да, — повторила она. — Действительно, я спрашивала у Вильгельма Куртовича про Катю.
— Зачем? — задал я самый прямой из всех возможных вопросов. — Вы знакомы?
— Да, — улыбнулась Белич и присела на стул. — У нас общие знакомые. Узнала, что девочка живёт неподалёку от нашей экспедиции и, вот, решила увидеться.
Глава 2
Какова вероятность того, что у Чертановой и Белич есть общие знакомые?
Если не слушать шёпот паранойи, которая лезет со своими подсказками, то очень даже высокая. Жизнь долгая, мир тесный, Москва — так вообще большая деревня, и мало ли, кто с кем знаком.
Через друзей.
Через знакомых.
Через знакомых друзей и друзей знакомых — вариантов великое множество.
Да и вообще, когда кого-то в чём-то обвиняешь, не лишним попробовать поставить себя на место обвиняемого. Вот я бы, например, окажись по делам где-нибудь рядом с домом моих старых сослуживцев — ясен хрен, зашёл бы в гости.
И к детям сослуживцев, кстати, тоже. Да-да, ничего такого в этом нет. Они бы, конечно, поначалу охренели от самого факта такого визита, но потом охренели бы ещё раз — на сей раз более приятно — от того, как щедр дядюшка Скуф в момент умиления и ностальгии.
Однако!
Как сомневающийся командир подразделения я хочу знать больше.
— Вы знакомы с ней лично или с её родителями? — задал я вопрос с подвохом.
Нинель Аскольдовна улыбнулась и покачала головой. И чуйка моя заверещала о том-де, что она сейчас тянет время и думает над правильным ответом.
— Василий Иванович, — психологиня скрестила руки на груди; загляденье, по правде говоря, но сейчас не об этом. — Вам знакомо, что такое врачебная этика?
— Мне знакомо, что такое военная тайна.
— Ах-ха-ха! — ух как трясутся. — Василий Иванович, как психолог я не могу выдавать информацию о своих пациентах.
— Так значит «пациент»? Катя Чертанова,