они расчётами своими что-нибудь найдут, это сколько времени пройти должно? Земли-то вон сколько дохрена! Это какое-нибудь задрипанное Монако можно вдоль и поперёк просканировать, но никак не наши просторы.
— Странно, — вслух высказался я.
— Да! — тут же отмер очкастый. — Вот и я говорю, что странно! Нам шурфы копать надо и пробы грунта брать, а не вот этим вот заниматься!
А хотя…
Это во мне сейчас подозрительность говорит. А подозреваю я — пока что непонятно в чём — одну лишь только Нинель Аскольдовну. Остальные-то не при чём.
Может, придумали что-нибудь новенькое для геомантов и геологов? Сплавили профессии, так сказать. Очень может быть. Прогресс, ети его мать, на месте не стоит. Державин вон какую приблуду у себя в институте соорудил — я про экзоскелет сейчас — так вполне может статься так, что и тут на помощь артефакторика пришла?
— Эй! Очкастый! А ну подь сюда, помоги разгрузить!
За своими размышлениями, я даже не заметил, как рядом с моим джипом припарковался Макар Матвеевич. Дед открыл клетку — да-да-да, он в своём фургоне козлов возит — и выставил на обозрение продукты.
— Прошу прощения, — извинился Ангел и рванул к продуктам.
Студент.
Голодный.
Вот она — железная логика и проза жизни; меня даже тревожность отпустила. Но на всякий случай:
— А отведи-ка меня к начальнику экспедиции, — попросил я девчушку, которая осталась стоять рядом со мной.
— К Снарскому?
— К Снарскому, — кивнул я…
* * *
Василий Иванович тут как тут, а затеряться в толпе кадету Шаме было не суждено.
Слишком уж приметна; одни волосы чего стоят.
Именно поэтому, как только дед Макар остановил машину, она выпала из кабины и скрылась в траве. Будто розовый татуированный уж, Шестакова ползком обогнула весь лагерь. Ну а по пути ей, конечно же, встречались блуждающие в поисках нужной магической точки студентики.
Студентики замечали шуршащую и сопящую Шаму.
Студентики интересовались тем, кто она такая и что делает.
Все как один, студентики были посланы нахер. Особенно сильно досталось одному лысому говнюку, который тоже выбрал себе растительность в качестве укрытия. Пока все остальные студенты были вроде как при деле, этот спрятался в канаве и тайком прибухивал.
— Обидно, — вздохнул лысый, выслушав всё, что о нём думает Шаманка, однако всё равно протянул ей полупустую бутыль коньяка и спросил: — Будешь?
— Не буду, — прошипела Шестакова. — Скажи лучше, где искать Нинель Аскольдовну.
— Так вон там же, — лысый приподнялся из ямы и указал на лагерь. — Красная палатка, яркая такая. Там ещё сзади дырочка есть…
Тут он чуть осёкся. Подумал немного и добавил, что дырочка эта очень приметная и большая. Размером аж с целую монету. И что находится она прямо на уровне глаз. Уточнять, что на уровне глаз лежащей в данный момент Шамы не стал. Да и вообще:
— Чего я перед тобой вообще оправдываюсь? — отхлебнул коньяка из горлышка и упал обратно в свою яму. — Я набираюсь житейского опыта, понимаешь? Хочу стать литератором и…
— Спасибо, — с тем шаманка выпрямилась в полный рост и короткими перебежками направилась к нужной палатке.
— М-м-м? — вскинула на неё бровь госпожа Белич.
Прямо сейчас психологиня сидела за хлипким походным столом и перебирала какие-то бумаги. Из-за красной материи, из которой состояла палатка, всё вокруг ожидаемо было красным, и у Шестаковой случился флэшбек. Ей вдруг почудилась, что перед ней та самая демоница из трещины.
— Чего тебе?
— Здравствуйте, Нинель Аскольдовна! Мне нужна помощь!
* * *
— Ну как у вас тут дела, Степан Арсеньевич? — спросил я. — Обживаетесь?
Сидел Степан Арсеньевич в палатке с табличкой «штаб». Спал, если уж быть точнее, и моё появление его нисколько не обрадовало.
— Обживаемся, — однако несмотря на недовольство, Снарский был очень вежлив.
И даже приятен по-своему… чем-то он мне Державина напоминал.
— Нинель Аскольдовна немножко похлопотала, — сказал он с улыбкой, — и благодаря щедрости жителей Удалёнки с минуты на минуту мы ожидаем в лагере электричество. Представляете?
Хм-м-м…
То есть никакого секрета в том, что Белич ходила в Удалёнку нет. Это плюс. А вот как забегали у Снарского глазки после моего резонного вопроса про геомантов — это неоспоримый минус.
— Новые технологии, — улыбался он по-собачьи, заискивая.
— Расскажете?
— Ой, — махнул рукой Степан Арсеньевич. — Сам до конца не разобрался. Я ведь неодарённый, Василий Иванович. Я — человек науки. Мне очень трудно понять все эти магические поля-я-я-я-я и токи ма-а-а-а-аны…
— А может быть, тогда вы разрешите пообщаться с вашими геомантами? — спросил я. — Интересно до жути.
— Ой, Василий Иванович. Я бы с радостью! Но, увы, они сейчас очень заняты, — Снарский снова улыбнулся и добавил глупое: — Хы-хы.
Так…
Кажется, я всё понял.
Действительно, имеет место заговор! Но заговор такой тупой, такой топорный и такой… прямо вот истинно чиновничий.
Нет тут никаких геомантов и никогда не было. И лития, кстати, тоже. Неодарённые студенты просто ходят по полю с артефакторным оборудованием и делают то, не знаю что. А Снарский с Белич выиграли грант и теперь всеми силами стараются отмыть бабки.
Так что даже если мне предоставят на пару слов этих самых геомантов, то, скорее всего, они будут актёрами. И эти самые «два слова» реально будут двумя словами. Такими же, какими Снарский разговаривает — расплывчатыми общими фразами.
Ну…
Я, чай, не из налоговой. Дело не моё.
И более того! Я искренне рад, что рядом с Удалёнкой не будет никаких карьеров, заводов и рабочих городков. Сейчас они посидят здесь недельку, «сделают всё возможное» и срулят восвояси. Да ещё и студенты получат полевую практику; им это потом на экзаменах зачтётся.
Ситуация, что называется, вин-вин.
Но вот это единственное грёбаное тёмное пятно — я сейчас про заочное знакомство Чертановой и Белич — никак не даёт мне покоя и не выходит из головы.
— Хорошо, — улыбнулся я. — Рад, что вам у нас комфортно.
— Очень комфортно, Василий Иванович. Спасибо вам, спасибо большое, — Снарский принялся трясти мне руку. — За всё вас искренне благодарю.
За что «за всё», правда, не совсем понятно. Это ведь, если он так передо мной рассыпается за то, что я его с вокзала до поля довёз, как же он, должно быть,
