То есть по поводу обеспечения армии боеприпасами не возникало, а раньше, бывало, разногласия у них возникали постоянно. То есть когда Борис Львович отвечал за производство тракторов в стране, а потом – когда он стал «главным по танкам»: уж очень ему не нравилось, как такие же вопросы решает НТК. С другой стороны, ему еще больше не нравилось, как в стране вообще танкостроение действует – и вот тогда уже взгляды его и Веры сильно сблизились. И теперь, окончательно поняв, как Вера устроила систему по изготовлению боеприпасов, он только что не молился на нее. И когда ему об этом сказал товарищ Ворошилов, Борис Львович лишь усмехнулся:
– Нам, евреям, молиться на православных религия не позволяет. А нам, большевикам, идеология не позволяет молиться на вообще кого угодно. Ну а частным образом – я бы на нее молился, если бы это привело к улучшению работы заводов по производству боеприпасов, но к сожалению, это невозможно.
– Что невозможно, улучшить работу?
– Вот именно: ее невозможно улучшить просто потому, что лучше ее сделать просто нельзя, она – работа эта – и без того организована на высочайшем уровне. Выше уже просто не бывает!
Климент Ефремович, это выслушав, тоже усмехнулся – но все же определенную проверку отрасли провел и убедился, что никто просто придумать не в состоянии хоть что-то, способное производство боеприпасов увеличить. И слегка даже по этому поводу расстроился – но ему никто не рассказал, что в СССР систему Вера создала такую, что увеличить выпуск боеприпасов втрое подключением производства уже абсолютно вроде бы гражданских можно меньше, чем за неделю…
А как раз вопрос о том, сколько боеприпасов страна может произвести, был одним из основных в программе сокращения армии. Просто потому, что сокращать боеспособность армии вообще никто не собирался. И первой об этом сообщила собравшимся Вера:
– Я тут краем уха слышала и краем глаза видела, что отдельные товарищи настроены крайне против сокращения нашей Красной армии. Поэтому от лица самой себя замечу, что считаю такие разговоры откровенно вредительскими: нынешние бойцы РККА в большинстве своем никакой пользы кроме вреда нам нанести не могут.
– Насчет пользы я бы поспорил, – встрепенулся Климент Ефремович, – а вот какой они, по вашему, наносят Советскому Союзу вред?
– В мирное время они нужную трудовому народу еду на дерьмо переводят, а в случае войны вреда от них будет еще больше.
– Даже так?!
– Именно так. У нас сейчас три миллиона бойцов в качестве средств передвижения имеет лишь собственные ноги – а это значит, что в случае войны их просто враг быстренько убьет и нам придется их где-то хоронить, занимая под кладбища вполне плодородные земли.
– А вариант, что они врага убьют, вы даже не рассматриваете?
– Конечно, не рассматриваю. Ведь чтобы им убить врага, им нужно дать оружие и боеприпасы, причем дать там, где они врага должны будут встретить. Однако пешком они на место встречи придут поздно – это если их по дороге с самолетов не разбомбят, и с собой туда много боеприпасов не принесут. Они, конечно, стеной встанут на пути врага, в штыковую пойдут на него бесстрашно – но враг-то просто всех постреляет из пулеметов. Поэтому для того, чтобы врага убивать, боец должен передвигаться не на своих двоих, а на приличествующих случаю транспортных средствах.
– Но мы же не можем посадить всю армию на автомобили!
– Можем, но лишь в случае, если численность армии сократить раза в три. И тогда бойцы к месту встречи с врагом смогут прибыть заранее, подготовиться к обороне, а когда враг подойдет – то метким огнем его уничтожить. Правда, тут возникает вопрос, а сколько этого огня потребуется для уничтожения противника – и вот ответ на этот вопрос вас лично, Климент Ефремович, возможно и расстроит. Потому что для уничтожения, скажем, немецкого полка советским бойцам потребуется всего лишь пара сотен пулеметов, десяток пушек и, скорее всего, несколько самолетов. Но даже по самым щедрым нормам против германского танкового полка Советской армии потребуется выставить всего лишь три роты бойцов. То есть, если все подсчитать скрупулезно, потребуется двести пятьдесят мотопехотинцев и двенадцать летчиков. Еще полторы сотни потребуется бойцов в системе снабжения и полсотни человек для обслуживания самолетов. А переводе на советские деньги – один мотопехотный батальон и одна эскадрилья самолетов. И всё, больше на фронте людей просто не потребуется, там любой лишний человек будет служить лишь мишенью для врага.
– Это как «мишенью»? – возмутился Ворошилов.
– Это так. Даже если лишний боец спрячется в окопе, его просто по статистике убьют первым. То есть не обязательно именно его – но наличие лишнего бойца на передовой увеличивает плотность расположения солдат, и любой минометный обстрел просто с гораздо большей вероятностью приведет к смерти какого-то из бойцов. Мы это не просто посчитали, а провели исследования… на полигонах… с манекенами и животными. Так вот, если один мотопехотный взвод занимает линию обороны по фронту в тысячу двести метров и этот взвод подвергается обстрелу из артиллерии и минометов, скажем, с интенсивностью в тысячу снарядов на километр, то во взводе невосполнимые потери составят около десяти процентов. То есть погибнет и будут тяжело ранены четыре, максимум пять человек. Если же на таком фронте будет два взвода, то невосполнимые потери после такого обстрела составят уже до сорока человек. Проще говоря, плотность бойцов на линии боевого соприкосновения не должны превышать тридцать человек на километр.
– Интересно, а как вы собираетесь в атаку ходить, имея всего лишь один взвод?
– Дело в том, что наши расчеты – они работают в обе стороны. Так что можно в атаку и не ходить: достаточно на вражеский уже километр выпустить пару тысяч снарядов – и там оставшиеся в живых вражеские солдаты просто будут счастливы
