отшвырнул его в сторону. И, ковыляя, спустился с помоста.
Анна отшатнулась от подходящего, но Лиза ловко подставила плечо, не дав ни малодушно сбежать, ни навернуться, пятясь.
— Вы, мадам, — оскалился Генрих, — призваны не лясы точить и не по юбкам шариться! Вас, мадам, для действа призвали! Вот и действуйте! Время вас ждать не будет! У нас его мало осталось! И нужно ещё понять — а с того ли места у вас растут лапы или ваш удел — корявошитие, которое только в конюшнях лошадям под копыта кладут?!
Анна подобралась и вздёрнула подбородок:
— Вот вас ещё я не спрашивала, чем мне заниматься или не заниматься! И как я работаю — это всем известно. У меня, между прочим, у единственной такие очереди в городе! Меня по полгода ждут! О моих платьях, между прочим, даже в городском журнале писали! Я вам тут не с курсов кукиш пришла! А если вы не способны отличать искусство от ремесленного дела, то идите в магазин, покупайте себе китайский абибас и турецкую бурду!
Она честно сдерживалась. На самом деле хотелось либо просто орать бессмысленно-бессвязно, либо матерится и ругаться. Но профессионализм — это въедается в душу. Не зря её наставница, старушка баба Нюра, несколько лет передающая ей свою клиентуру, всегда наставляла: профессионал отличается от любителя тем, что умеет работать в плохих условиях! Вот поэтому Анна и стала профессионалом, научившись работать с теми, с кем любителям было некомфортно. И за долгие годы научилась держать язык за зубами, а своё мнение — при себе. И разговаривать с клиентами сдержано.
— Гым! — хмыкнул Генрих и полез в карман.
Из него он выудил самую обычную курительную трубку и взялся её смачно раскуривать. Выглядело это удивительно, словно старый фильм о Шерлоке Холмсе смотришь, ведь Анна уже привыкла к виду современных курильщиков с высокотехнологическими приспособами в руках. А тут — такая ламповая древность!
Наконец Генрих Норуш пыхнул дымом и оценивающе прищурился на Анну.
— А мне она нравится! — заявил он. — Да, грубовата. Да, простовата. И возраст — нда, нда… Но, однако, каков напор! Каков норов! Эго, конечно, пообтесать придётся, но… Явно тут есть с чем работать!
И, сунув крохотные ладошки в карманы, он развернулся и потопал куда-то во тьму. И Анна с ужасом увидела… хвост.
Длинный, мелкочешуйчатый. Он вылезал из разреза пальто и словно жил своей жизнью — на каждый шаг Генриха Норуша он вихлялся и изгибался, словно дразнился.
Когда верховный конюший её высочества скрылся в темноте, Анна медленно повернулась к Лизе.
— Да, — отводя взгляд вздохнула подруга. — Да, это не совсем обычный человек. Да, он в некотором роде даже не совсем человек… И не хочу тебя пугать, но, возможно, совсем не…
— Мне одно интересно, — самым спокойным голосом, на который была способна, произнесла Анна, прерывая подругу. — У него там просто пройма или нахлёстный гульфик?
Лиза вытаращилась, приоткрывая рот и с ужасом смотря в ответ:
— Что?
— Ну, для хвоста, — показала рукой Анна и задумалась: — Хм… интересно, а пояс тогда застёгивается спереди или сзади?
А в ответ раздался мерзкий тоненький смешок из темноты.
Глава 3…порядковый номер на… государстве
— Вот! Не работает, — вздохнула Лиза, аккуратно отодвигая из-под платья туфли.
Туфли были очаровательны. Да, Анна, конечно, никогда не занималась пошивом обуви и по жизни носила самую обычную классику для старых дев — на плоской подошве и с тупыми носами, но глядя на этот маленький шедевр, хотелось просто удавиться от зависти. Эдакая красота! Лакированный материал переливается, как перламутровая ракушка, а кусочек пушистого меха поверху совершенно удивительный — белый, с оттенками разных цветов, да ещё и трепещет, как живой! И видно, что не крашеный, а природный, но Анна понятия не имела, какое животное носит такую шкурку. Каблучок маленький — такой сама бы с удовольствием носила, но элегантный, словно шпилька! В общем — просто чудо, а не лодочки!
И вот эти самые туфли Лиза раз за разом то ставила под платье, то отодвигала. И сокрушённо вздыхала — не работает!
Анна смотрела за этим театрально-пафосным действом и соображала. С одной стороны, всё с момента пробуждения по телефонному звонку, очень походило на какой-то ужасно реалистичный сон. С другой — она точно помнила, что Лиза уже лежала в психушке и это наталкивало на совершенно другие мысли. Правда, Анна ещё неплохо помнила крылатое выражение папы дяди Фёдора из Простоквашино о том, что с ума сходят по одиночке, а вместе болеют только гриппом. От этого становилось совсем тоскливо.
Анна решила воспользоваться старым добрым советом — не спорить с сумасшедшими! Ни с Лизой, ни с собственным сознанием. Пусть всё идёт как идёт. Куда-нибудь выведет.
— Не работает? — повторила Анна.
— Нет, — со слезами в голосе отозвалась Лиза. — Где-то что-то порвалось, а где… ума не приложу!
Анна ещё раз оглядела платье с воротника до подола и обратно. Здесь действительно сложно было приложить ум. Платье выглядело, как не однократно участвующее в программе «Ревизорро» в роли перчатки ведущего, вылавливающей пыль на гардинах и бактерии под ободком унитаза. Дранное, грязное, заношенное. Если там что и порвалось, то только от ветхости! И понять — где именно — уже не представлялось возможным из-за огромного количества прорех, потёртостей и перекошенного пошива.
Она откашлялась в кулак и поинтересовалась тоном строгого педиатра на приёме гиперопекающей мамочки:
— И когда вы это заметили?
Лиза вздрогнула и плечи её виновато вздёрнулись вверх. И, пряча глаза, Лиза тихо проскулила:
— Вчера-а-а…
Анна поправила очки на носу и вздохнула:
— Что ж, посмотрим, посмотрим…
И с видом хирурга, отправляющегося на сложную операцию, подошла к платью и начала осмотр. Посмеиваясь в глубине души над нелепостью ситуации и разглядывая швы миллиметр за миллиметром, стежок за стежком. Однако действо всё больше захватывало. В чреде потёртостей, дыр нужно было найти свежий разрыв. А его… не было. Попадались только старые — с потёртыми краями нитей и ткани, с общим грязным цветом. Свежий же должен был ещё пылать новизной, словно открытая рана! Но ничего подобного Анна не видела в платье. Зато вдруг для себя определила иное. Ткань, такая грубая и грязная на вид, в пальцах перегибалась, словно легчайший шёлк. А вот ощущение фактуры было, напротив, суровым, словно это дерюга или власяница.
Через некоторое время, осмотрев всё от полы до воротника и обратно, Анна смирилась — найти свежий разрыв в этой чреде дырок и заплат просто невозможно!
Поправила очки и спустилась с
