снова пили. Я чувствовала себя частью чего-то большего, чем просто вечер в клубе. В этом мгновении все возможно: мечты о любви и приключениях, о безумных путешествиях по улочкам Парижа, о том, как хочется стать героиней своей собственной истории.
С каждым глотком шампанского мир вокруг становился ярче, а внутренний голос шептал: «Живи здесь и сейчас». Я улыбнулась, поднимая бокал в тост за эту ночь.
– Выйду подышать, – сказала я девочкам и шатающейся походкой направилась к выходу из клуба.
– Телефон с собой возьми, – согласилась Соня. Она станет хорошей матерью, только чересчур бдительной.
Проходя через зеркальный коридор, я мельком бросила взгляд на свое отражение и едва узнала себя: тонкий сиреневый сарафан, подчеркивающий изящную талию, волосы, струящиеся радужными косами, румянец, игриво играющий на щеках, и глаза, затуманенные алкоголем. Жаль в темноте не различить их необычный зеленый цвет, я всегда ими гордилась – как загадка лесной чащи, где свет и тень переплетаются в танце.
Выбравшись на улицу, я жадно вдохнула свежий ночной воздух. Неуверенно ступая вперед, я спустилась по ступенькам, на которых уже кто-то сидел. Судя по ширине плеч – мужчина. И я, клянусь, видела уже эту спину! Но где – не помню. Я вообще ни в чем не была уверена, в глазах все расплывалось, я толком даже очертаний не видела. Черт, нужно подышать, протрезветь хоть немного! Я решила присесть рядом, но конечно же, приземлилась не так изящно, как хотела, а как мешок картошки рухнувший с плеча. От удара копчиком о ступеньку я охнула и выругалась матом.
Человек, который сидел на ступеньках и которого я теперь касалась своим бедром, повернул ко мне голову и спросил:
– Ты русская? – его голос, как низкий аккорд гитары, вызвал мурашки по коже. Вау! И этот чудный акцент, так букву «р» произносят только французы.
– А ты француз, знающий русский? – ответила я, чуть ближе придвигаясь к его бедру для тепла. Казалось, он не возражал. Сузив глаза, я пыталась лучше его разглядеть, но передо мной был лишь образ молодого Сэма Винчестера из «Сверхьестественного». Вот это меня глючит! Я моргнула. – Боже, ты так похож на героя моего любимого сериала!
Незнакомец лишь мягко улыбнулся.
– Как тебя зовут, веснушка?
– Ух-ты! – я никак не могла избавится от ощущения, что попала в эпизод сериала. – Мне нравится «Веснушка», оставим так. А твое имя? Или погоди, сейчас тоже прозвище придумаю…
Я задумалась, подняв глаза к темному небу, на котором звезды устроили безумную пляску. Незнакомец рассматривал меня открыто и даже не пытался скрыть любопытство.
– Я Алекс, – произнес он, а я утонула в его голосе, как в сладком сне. – Можешь не напрягаться.
– Честно говоря, не могу придумать ничего лучше Винчестера, – призналась я, утомленная мысленной работой. Хотя… с каких это пор? Его сходство с Сэмом было впечатляющим, разве что волосы короче.
Парень тихо хмыкнул, отвернулся, уставился куда-то вдаль, а потом порылся в кармане пиджака и выудил сигарету, подозрительно не похожую на обычную, никотиновую…
– Будешь? – предложил он и зажег сигарету, вручив мне ее, не дожидаясь ответа.
– А это… законно?
– У меня глаукома, – его губы растянулись в улыбке. Хотелось бы мне остановить этот миг и подольше рассмотреть эту улыбку. Красивая.
– А врешь ты хуже, чем придумываешь прозвища, – я взяла сигарету.
Что ж, раз уж я с утра решила, что пойду на все авантюры, то отступать нельзя. Сделала глубокую затяжку. Легкие обожгло и расцарапало одновременно, я закашлялась.
Алекс рассмеялся, а я закрыла рот рукой, пытаясь не выкашлять внутренности и помахала рукой, отгоняя от себя сладковатый дым.
Реальность начинала расплываться…
Я повернулась к парню, чувствуя легкость и расслабление. Время потеряло свою привычную структуру. Я словно взмыла вверх над землей, свободный от тяжести повседневности, и мир затянуло белой дымкой...
День второй
Девочки перешептывались, стараясь меня не разбудить. Я открыла глаза и тут же ощутила, как меня накрыла волна тяжести. Каждая клеточка тела словно протестовала против непрекращающегося гудения в голове.
«Который час?» мелькнула мысль, но тут же ушла в небытие, как и все мои воспоминания о вчерашнем вечере. Моя память никогда еще не была на уровне… амнезии после удара по голове.
– Жива? – Кристина склонилась надо мной, протягивая ледяную минералку, капли которой соблазнительно стекали по запотевшим стенкам бутылки. Ах, вода, спасительная вода!
Я медленно поднялась.
– Жива… – прохрипела я, потирая помятое лицо ладонью.
Приняв у подруги бутылку, я нетерпеливо открутила крышку и жадно пригубила. Я чувствовала себя словно пленница своего собственного тела, где каждый сигнал – это крик о помощи. Хотелось спрятаться под одеялом и забыть, что похмелье – это не просто состояние, это философия, урок жизни: за каждым «хорошо» непременно приходит «плохо».
– Мы за тебя волновались, – Соня уселась на край моей постели.
– И ждем с нетерпением подробностей! – глаза Кристины загорелись огоньком. Я знала этот взгляд с детства; так страстно она ждала разве что свежей сплетни. – Никогда тебя такой не видела. Ты пришла домой в таким выражением лица, будто только что выиграла в лотерею.
– Просто накурилась, – все внутри сжалось от тошноты, которая поднималась из глубины желудка. – И почему у меня…эээ… жутко жжет задницу?
Воспоминания вспышками появились из омута забвения: вот я лежу на кресле, крепко сжимаю чьи-то мужские плечи, впиваясь пальцами в рельефные мышцы и закусываю губы, сдерживая крики боли…
– О, нет! – я коснулась места где поясница переходит в ягодицу и зашипела от боли. – Нет!
Забыв о том, что не в ладах с собственным телом, я высвободилась от кокона из одеяла и, встав на ноги, подбежала к гардеробу с большим зеркалом в пол. Быстро спустив штаны, я громко охнула, когда увидела повязку, приклеенную медицинским пластырем.
– Ты что сделала татуировку на заднице?! – глаза Кристины расширились в недоумении. – Серьезно? Ты?!
– Покажи! – Соня подошла ближе, чтобы убедиться, что зрение ее не подводит.
Я осторожно сняла повязку, задерживая дыхание. На правой ягодице витиевато запечатлелась надпись, и это была вовсе не мудрая фраза на латыни или зашифрованное послание вселенной. Всего лишь крупными, размашистыми буквами, почти на всю половинку: «Алекс».
– Твою ж мать! – прошептала я. Голова снова загудела, а сердце забилось в такт неизвестному ритму.
Пытаясь собрать мысли, я с трудом воссоздавала вчерашний вечер. Яркие вспышки: смех, улыбка на лице с легкой щетиной, серые как утренний туман глаза и губы…
– Твою жеж мать! – простонала я тихо, прикрывая снова повязкой рану, и оседая на край постели. – Я… я ничего толком не
