в Саратове, я, конечно, не мог.
— Ну что же ведите меня Иван Михайлович, пообщаемся с преподавательским составом, — обратился я к новоназначенному ректору, и мы в сопровождении охраны и прочих причастных лиц пошли в новенькое, еще пахнущее краской, здание. Саратовский храм науки был выстроен в классическом стиле — портики, колонны, обилие белого мрамора, большие, дающие много света, витражные окна. — Расскажите пока о своих проблемах, наверное, далеко не все успели подготовить к официальному открытию.
— Как водится, ваше величество, — даже не стал отрицать Симонов. — Однако, думаю, к началу учебного года основные недочеты устранить успеем.
— Что говорят о новом университетском уставе? — Мы прошли по длинному коридору свернули направо и поднялись на второй этаж выстроенного в виде большого квадрата здания.
— По правде говоря многие разочарованы, ваше величество. После недавнего ослабления цензуры преподаватели и студенты ожидали тех же перемен и на ниве образования, — в начале 1845 года был принят новый университетский устав, который не только не расширял автономии высших учебных заведений, но скорее наоборот ее еще больше урезал.
— Что ж, так бывает, Иван Михайлович. Я просто не вижу причин, по которым университеты должны иметь какую-то автономию. Чем учебные заведения отличаются от любого другого государственного учреждения? Преподаватели имеют классные чины, получают жалование из казны, вся деятельность университетов так же оплачивается государством. Чем вы принципиально отличаетесь от, скажем, чиновников местных администраций, медиков или военных. Не находите странным идею предоставить армейцам автономию и право выбирать себе командиров голосованием?
— Да, это вероятно выглядело бы конфузно, — ректор Саратовского университета был явно сбит с толку подобным сравнением. На самом же деле новый устав был нужен не столько для большего контроля над университетами, хотя и это тоже, пускать на самотек образование в стране было бы просто глупо, сколько наоборот для внедрения в них давно задуманных новшеств, которым профессора-ретрограды имели глупость противиться.
Всего таких учебных заведений, являвших собою вершину образовательной пирамиды в империи, насчитывалось двенадцать. Московский, Петроградский, Старгородский (Гельсингфорский), Пермский, Екатеринбургский, Юрьевский, Пожарский (Виленский), Одесский, Казанский, Харьковский. В 1840 университет был открыт в Суворовске, а вот теперь в 1845 — в Саратове.
Почему Саратов? Просто в эти времена, данный город был одним из крупнейших в империи, с населением под сто тысяч жителей, плюс сюда скоро должна была дотянуться ветка, идущая из Тамбова, а ветка на правом берегу Волги до Уральска и вовсе делала город важным транспортным центром. Ходили даже разговоры о возможном строительстве моста через Волгу, но пока трехкилометровая водная преграда была для нас немного слишком. Как в инженерном плане, так и в финансовом.
В этом же 1845 году должно было начаться строительство университета в Ростове-на-Дону для «обеспечения» высшим образованием Ставрополья и Кавказа, а уже в следующем десятилетии планировалось открытие первого университета в Сибири. Где именно, было пока не слишком понятно, городов претендентов имелось в данный момент несколько, но скорее всего в Томске или Иркутске.
— А что у вас говорят о допущении барышень к вступительным экзаменам на равных условиях с мужчинами? — Собственно именно этот вопрос и был самым главным камнем преткновения, половина университетских ученых советов выступили резко против обучения женщин в стенах их учебных заведений, что меня изрядно выводило из себя. Не то чтобы вопрос был так уж важен именно с точки зрения образования, на самом желе желающих учиться девушек было не так-то и много, однако дело было важным с идеологической точки зрения.
— Откровенно говоря, у нас большинство поддерживают решение о женском образовании, — осторожно ответил Симонов, — есть конечно и приверженцы старых порядков, считающие, что место женщины на кухне, однако их меньшинство.
— Это приятно слышать, — усмехнулся я, входя в аудиторию, где предполагалось торжественное заседание преподавательского состава будущего ВУЗа. Никогда не любил такие «протокольные мероприятия», но ничего не поделаешь — это часть императорской работы.
Главным же достижением на ниве просвещения, однако я считал даже не открытие университетов — их было не так много, да и студентов в там училось достаточно ограниченное количество. Гораздо более важным фактором мне виделось именно начальное образование, которое за последние пятнадцать лет сделало колоссальный рывок вперед.
В прошлом 1844 году мы наконец перевалили общее количество начальных школ всех типов и ведомств за десять тысяч штук. Мы продолжали финансировать эту отрасль по полной мерке даже во время войны, когда денег откровенно не хватало и умудрялись открывать по 300–400 начальных двуклассных школ в год.
Тут сыграло сразу несколько факторов. Во-первых, громадную помощь центральному правительству в организации образования на местах оказали земства. Вообще свежесозданные органы местного самоуправления смогли аккумулировать в себе большое количество пассионарных людей, по тем или иным причинам не сумевших пробиться в столицу и зависших в провинции. Российская провинция во все времена была местом весьма унылым, и именно земства создали такую себе отдушину, в которою можно было направить кипучую энергию по улучшению мира вокруг.
Во многих губерниях были утверждены дополнительные налоговые сборы «на школы», начали открываться педагогические училища, прямо на местах кующие кадры для будущих школ. Качество преподавания в таких заведениях зачастую оставляло желать лучшего, поскольку учились там те же крестьянские дети, но это было все равно лучше чем ничего.
На практике выглядело это так — ребенок в 10–12 лет заканчивал двуклассную начальную школу у себя в селе, после чего особо отличившихся приглашали продолжить обучение в «старшей школе» в уездном городе. Еще два года обучения — одновременно с учебой такие 12–14 летние дети работали помощниками учителей у ребят помладше — и дети получали «полное начальное» образование, дававшее возможность продолжить свое обучение дальше.
После окончания 4 классов школы можно было поступить уже в местное педагогическое училище и там еще за 2 года получить «профессию», после чего отправиться обратно в деревню с дипломом учителя и 14-ым гражданским чином. Не слишком завидная карьера для какого-нибудь столичного франта, но по деревенским меркам учитель считался уважаемым человеком и большим авторитетом. Чаще всего община его буквально содержала, обеспечивая продуктами питания и дровами для отопления, а 100 рублей годового жалования были вполне себе значительным поводом считаться на селе завидным женихом, за которого готовы были пойти самые красивые девушки.
Во-вторых, огромное содействие развитию начального образования оказывал новый патриарх. Я так до конца и не понял, искренен ли был Филарет в своем стремлении охватить церковно-приходскими школами как можно больше приходов или просто
