разговора я представляю тебя без одежды, а ты в восторге… от моих талантов.
Девушка шлепнула его по ноге, отчего Августин взвыл, как подстреленный волк.
— Отправляйся на Землю, уважаемый судья. Последнее перерождение самое запоминающееся. Почти единственное, что ты будешь помнить, став херувимом.
— Не волнуйся, я планирую развлечься от души. И даже о тебе успею позаботиться.
— Как скажешь, но главное: он должен быть близко, однако не должен быть рядом со мной, помнишь?
— Мы обо всём договорились! Вообще сочувствую, что ты не можешь переродиться на своей планете. К черту магию, почему бы тебе не переродиться без нее?
— Я не могу перерождаться сама. И уж тем более на своей планете. Я привязана к этому человеку, но не хочу быть с ним! Ты моя надежда хоть одно перерождение за последние семьсот лет провести одной.
— Чем он так мешает? Он ведь... правда любит тебя.
Августин заглянул в золотистые глаза. А в них — злость. Для Мирилайлы само существование подобного мужчины в ее судьбе было унизительным. Все его проявления чувств она считала ребячеством. Благородные поступки и слова – ложью.
Чем угодно, только не любовью.
— Он подавляет мою энергетику. Я не могу переродиться асуром, понимаешь? И всё из-за него! Прошу тебя, на Земле ты должен быть рядом со мной!
— Обещаю, — Августин обхватил ее теплые ладони. — Не волнуйся. Мы будем вместе. Учитывая, какая мощная энергетика у нас обоих, мы обязательно понравимся друг другу.
Рот девушки скривился в печали, она зажмурилась.
— Неизвестно как он среагирует…
— Известно, — перебил Августин. — Будет в ярости. Когда бывало иначе?
Закончив промывать раны, Мирилайла села рядом и пустым взглядом уперлась в рваные облака. Положила голову Августину на плечо.
Пора было уходить. Но не хотелось. Аура девушки одаривала сочной белой энергией, прогоняла мрачные размышления.
Обняв изящную талию, Августин прошептал:
— И всё же, ну... разок? Тебе понравится.
Девушка засмеялась и взмахнула серебристыми волосами.
— До встречи, моя будущая любовь, — усмехнулась она, послала воздушный поцелуй и оставила Августина сидеть одного.
Впрочем, ненадолго. Через несколько минут вернулся Кастивиль.
— Не передумал?
— Лишь сильнее захотел. На Земле меня определенно ждут очень интересные дела, — пропел Августин, неосознанно поглаживая место, где сидела подруга.
— Творец всемогущий, как скажешь, — прорычал учитель, вытащил посох из-за спины и создал портал.
— Провожать не стану. Раздражаешь своей тупостью.
— Я тоже люблю тебя. А обняться на прощанье? Серьезно, даже до червоточины на Землю не проведешь? Ухожу в тоскливом одиночестве?
— Тебя хотел проводить наш любимый демон. Свяжись с ним. Он ждет.
Нет! Только не он. Не сейчас... Обязательно портить настроение перед последним перерождением?
— Сказал, что ты с ним не попрощался и не предупредил о резком отбытии. Странно с твоей стороны.
Куда важней, что из-за него мы все в заднице.
На мгновение показалось, что Кастивиль о чём-то подозревает. В сердце зароилась надежда. Вдруг это знание касается их общего друга? А мрачность, сковавшая белое широкоскулое лицо, — следствие их общего страха.
Августин не мог быть уверен. Оттого — молчал. Куда вероятней, что еще никто в галактике не знает о грядущей катастрофе.
Прошлой ночью он не спал. Совсем. Блуждал вокруг массивного ствола древа жизни — обдумывал прошлое и предсказывал будущее.
Это была отвратительная ночь. Худшая из всех.
Колупая кристалл на посохе, Августин видел перед глазами бесстрастный образ человека, который всегда знал истину. Кладезь мудрости. Демона, который научился проникать в глубины человеческой сущности и находить слабые места: для исцеления или гибели. Его боялись и уважали. Завидовали той стойкости, что в нем живет. Ведь он никогда не жаловался. Когда его оскорбляли — он усмехался. Когда отказывали переродиться высшим — приходил к совету Трибунала снова.
И Августину по сей день больно, что другу многое не позволено из-за происхождения. Негласное правило. Демоны не могут получить высокий статус в обществе. Не могут отправиться дальше.
Когда все вокруг уходили в высший мир — друг всегда оставался. Сделался своего рода реликтом Обители.
Вернувшись из воспоминаний, Августин проговорил:
— Не сегодня. Мы слегка повздорили. Он… не поддержал мое решение.
— Во имя прародителей, вам обоим сотни лет, а ведете себя, как первородки. Ладно... Дело ваше. Последние слова перед уходом?
— Не пинай ежей, — хохотнул Августин и прыгнул в портал.
Стужа царапнула щеки.
Вдох… Запах хлора и тлеющего угля.
Доля секунды и Августин провалился пятками в липкой пушнине платформы.
Цитадель встретила гулом. Как и всегда. Кто-то вернулся в Обитель и направляется на восстановление, кто-то провожает друзей, а кто-то, подобно Августину, волнуется перед отправлением в новое тело.
Червоточина с хлопком растворилась, и Августин направился к пирамиде, отвечающей за Землю. Он знал, что тело уже подготовили: связали его душу с малышом Феликсом, которым предстоит стать. Пока этот ребенок лишь пустая оболочка.
Сегодня всё изменится.
Энергетическое ядро под платформой — гудело и громыхало, а черное небо нагоняло тоску.
Августину нравился запах лесной малины, коим пахла воздушная площадь; нравился радужный свет, целующий верхушки пирамид; нравились бесконечные лестницы к червоточинам, перемещающим души между планетами Обители — возникало желание остаться.
Нельзя…
Под ногами то и дело раздавалось хлюпанье. Подошвы становились влажными, липкими. И кто придумал сделать в Цитадели пол, как мочалку?
Неожиданно пришлось замереть.
В голове раздался голос из полыхающей геенны:
— Категоричность взглядов — сорняк, ограничивающий мозги.
Августин сглотнул. Жуткий звук. Давно его не было слышно.
Обычно у друга голос приятный, а этот — словно рычание вулкана. Первородный? Не иначе. Только представители клана разума умеют влезать другим в голову, но их голос всегда слышится исконным — тем самым, что душа получила при первом перерождении. А бас у демонов просто убийственный.
— Молчи, если не можешь назвать хоть одну причину, по которой я должен простить тебя, — выпалил Августин, забыв про шагающих рядом асуров.
Ребята недоумевающе уставились в ответ, переглянулись, не понимая, к кому из них вообще обратились.
Один — черничноволосый с голубиными крыльями, щуплый. Другой — округлый и раздутый, как морской огурец, с чешуей на шее. Нынче, кого только в стражу не набирают. Кошмар.
— Я размышляю вслух.
Асуры скривились.
— Не собираюсь оправдываться перед тобой, — возродился голос. — Но мне безумно любопытно. Ты просто возьмешь и засадишь меня в карцер? Близкого друга? Мы ведь семья. Или ты стал слишком высок для
