кто создал, интересно, такой шедевр?
— Ты чем-то недоволен?
— Ни в коем случае, — цежу сквозь сомкнутые зубы, обхватываю пояс вокруг ее талии и завязываю.
Ведьма хохочет.
— Ты точно бизнесменом был, а не монахом?
— А ты точно ведьма, а не проститутка?
Зря сказал. Злить Сару — дело гиблое. Первый день я грубил ей на каждом слове. И попытался кинуться на нее с кинжалом, украшающим стену гостиной. Ха! И на что я надеялся? Она очередной раз схватилась за золотой медальон на шее и меня парализовало. Не знаю, что за черную магию таит эта побрякушка, но медальон с изображением когтей позволяет ведьме управлять призраками в доме. Я — не исключение. На следующий день не смог покинуть комнаты.
Омерзительный опыт.
Сара проводит горячими губами по моей щеке. Откидывает косу и рисует узоры на моей груди, истязает выразительными глубокими глазами. Движения отточены. В них нечто плавное, кошачье, привязывающее. Она болезнь, заражающая мужчин. Точно бешенство — не сделай укол вовремя и станет неизлечимой — проникает в организм и атрофирует мозги до той поры, пока не превратишься в дикое животное.
На ее ключицах поднимается и опускается в такт дыханию золотая цепочка. Я замечаю зеленое свечение медальона. Сара усмехается и отступает. Свет украшения гаснет. Хотелось бы знать, отчего медальон начинает сиять.
— Лари, сделай чай с жасмином, — зевая, протягивает ведьма и шлепает на второй этаж.
— Сию минуту, — отзывается Иларий, зализывая свои золотистые волосы и сдувая несуществующую пыль с белоснежного пиджака.
С другой стороны гостиной (объединенной с кухней) доносится приглушенный звук телевизора. Там Рон по-хозяйски развалился в кресле с банкой пива. Я успел привыкнуть к хмельному амбре. Этот человек целыми днями переключает каналы, ругает пульт, пьет, курит, но самое забавное — остальное время занимается спортом.
— Может, хватит упиваться? — рявкаю, отбирая у Рона заляпанный жиром пульт.
В одной его руке — банка с темным пивом, в другой — кусок курицы в панировке.
— Закончу к обеду.
— Уже обед.
— К обеду пятницы. Сегодня четверг.
Рон вырывает пульт обратно и откидывается на диване, отрывая зубами внушительный кусок мяса. Курица выпадает изо рта и приземляется на затасканную, потную футболку.
Позвякивая ложкой, голос подает Иларий:
— Ты рискуешь очутиться за дверью «тайника», Рекс.
— Как ты сказал? — переспрашиваю, отвлеченный банкой, которую Рон в меня запустил. — Тайника?
Иларий поправляет на носу кошачьи очки. Стекол в них нет. Вытащены. Зрение после смерти идеально, но парню в очках явно комфортней.
— Мы не единственные в доме, — продолжает Иларий. — Других призраков Сара заперла в подвале.
Я сощурился на слове «призраков» — других? — затем сообразил, о какой двери идет речь. Да, в невыносимо сыром подвале имеется одна странная запертая дверь. И кое-что за ней слышно. Голоса…
Дверь выглядит, как переливчатое сизое пятно во тьме. Ламп в той части подвала нет. Ходишь на ощупь. Близко я не подходил, но даже на расстоянии оттуда доносится что-то невнятное. Как ни старался — разобрать и пары букв не смог. Только жути нагнал на себя. Хотя... чего я могу бояться? Я мертв!
Не ведаю, чем я стал, но факт остается. Мне перерезали горло.
Я дорожу этим знанием, истираю его в памяти. Боюсь забыть, кто я. Что произошло… Сойти с ума. Уверен: ответ близко, главное — помнить и искать.
— То есть, ведьма прячет за дверью души убитых мужчин, чтобы они не разгуливали по дому? — предполагаю я и тру подбородок. — Но парочку услужливых ребят оставляет.
— Я похож на услужливого идиота, вроде Ларика? — возмущается Рон, громко чавкая. — Не мечтайте. Просто каждый из нас Саре чем-то интересен.
— Ага, — бурчит Иларий, натирая поднос до режущего блеска, — рядом должен быть хоть один урод, в сравнении с которым девушка будет чувствовать себя безумно желанной. Хорошо, что у нас есть Рон.
Рон запускает в домочадца банкой. Несколько прыжков по доскам и банка катится мимо кровавого пятна, разбрасывая желтые капли.
Я усмехаюсь. Рон действительно выглядит, как побитый после матча хоккеист. У него лицо гиппопотама. Еще и шрам от скулы до лба. В остальном — ничего сверх запоминающегося: кудлатые каштановые волосы и карие радужки. Я умудрился выпытать, кем он работал при жизни с такой-то «модельной внешностью». Оказалось, что Рон был следователем.
Никогда бы не догадался.
А вот Иларий — смазливая кукла для девочек: блондин с салатовыми глазами, высокий, худой, но с россыпью веснушек и курносый, у него идеальные ногти, безупречно выглаженные дорогие рубашки и зализанные волосы до плеч.
— Ты здесь двадцать лет, — восклицаю я. — Неужели не пытался выбраться?
— Слушай, просто оставь меня в покое, а? — не отрываясь от просмотра новостей, выпаливает Рон и набивает рот луковыми чипсами. — Скоро ты отправишься в подвал. Не хочу заводить с тобой знакомств, парень.
— Никуда я не отправлюсь! Во-первых, меня будут искать. Эту тварину арестуют! Во-вторых, она не сможет удерживать меня вечно.
Рон давится пивом и смеется.
— Ну, ну, видишь ли…
Он замолкает, услышав звонок в дверь.
Сердце в груди делает сальто. Подоспев к окну, я вижу полицейского. Да неужели! Не прошло и века, черт бы их поимел! Резко распахиваю дверь в дом. Она лязгает о стену. Ветер торопится ворваться следом. Катает по доскам разбросанные банки.
Гость отпрыгивает, окидывает меня взглядом и ошеломленно выдает:
— Вас объявили без вести пропавшим. Но…
— Да! — выкрикиваю и затаскиваю спасителя в дом. Так крепко вцепляюсь в рубашку полицейского, что голубая ткань трещит и рвется. — Я мертв! Меня убили вот на этом месте!
Стоп…
Что я несу?!
— Простите, — мямлит спаситель с ярко выраженным желанием измерить мне температуру. Его черные кустарные брови изгибаются ступеньками.
— Хотели убить, — исправляюсь я. — Здесь живет самый настоящий маньяк! Маньячка!
Указываю на кровавое пятно, чуть ли не рыдаю: то ли от горя, то ли от счастья. Живой человек меня видит! Разговаривает со мной. А значит… что? Значит, надо бежать. Срочно!
— Скорей, — тяну мужчину обратно на улицу. — Здесь опасно находиться. Поверьте! Я все расскажу в участке.
Полицейский не сопротивляется. Ныряет за мной на улицу. Сейчас он, скорей всего, видит угрозу во мне и раздумывает, не отправиться бы сразу в психбольницу. Да лучше туда! Главное — отсюда сбежать, пока
