поток символов.
– А, твое любимое железо. То, на что ты меня променял двадцать лет назад. «Все деньги в интернете, все деньги в интернете…» Разве ты не завязал?
– Да уж пара лет как завязал. Решил, хватит. Весь каравай целиком в рот не засунешь. Это так, иногда посмотреть что-нибудь. Привычка.
Мы действительно расстались из-за «железа», как она это назвала. Когда наступила эра Великого Безнала, когда денежные потоки все больше и больше стали утекать в интернет, я понял, что пора переквалифицироваться. Какой смысл придумывать гениальные аферы, если реальные наличные деньги стрясти с кого бы то ни было становится все сложнее и сложнее? А тут, сидя за ящиком где угодно, можно снимать пенки, откуда хочешь, корпорации, фонды, личные счета – все в твоем распоряжении. Но Агнесс отказалась, дескать, поздно менять профиль. И мы разошлись. Я ушел в вирт, она осталась в реале.
Она угнездилась в кресле, взяла с тарелки тапас, недоверчиво оглядела.
– Что это?
– Тунец с апельсином. Это вкусно, попробуй.
Откусила.
– Да, неплохо… Мой муж терпеть не мог рыбу, я не ела ее девять лет и до сих пор не ем по привычке.
– Ты была замужем?
– Представь себе. Я, когда, как и ты, поняла, что пора прекращать бизнес – сама уже не в той форме и на тихую гавань средств вроде хватает, – вышла одновременно на пенсию и замуж. Мы прожили девять лет, три года назад он умер. Язва. Операция прошла успешно, но после наркоза он не проснулся. Просто не проснулся, и все…
Я взял бутылку и подлил ей в стакан виски.
– Расскажи мне.
– Я познакомилась с ним, бродя среди гостей на одной очень дорогой благотворительной тусовке, устроенной лично мною в мою же собственную пользу – ну, ты помнишь этот номер. Мы оба попытались взять один и тот же бокал шампанского с подноса официанта, при этом едва не завалив и поднос, и самого официанта. Он всегда был очень неловок, мой Якоб. Я влюбилась в него с первого взгляда, вернее, с первого слова. Между двумя бокалами шампанского он объяснил мне, что такое форекс, причем так, что я поняла. Якоб Рейнгольд, немецкий еврей из Штутгарта, финансовый эксперт. Гений. Говорить он мог только об инвестициях, акциях, биржевых индексах – одним словом, о деньгах. А я как раз думала, что мне делать с собственными деньгами, чтобы они просто не закончились раньше, чем закончусь я, ты ведь знаешь, финансы требуют внимания. В общем, я расстаралась, и через три месяца он сделал мне предложение.
– И ты допустила его до своих денег.
– Нет, Руди, только до тела. Но я внимательно слушала его, а через какое-то время даже научилась задавать правильные вопросы к его ответам. Вот, например, когда все стали смотреть хоум-видео, а киноиндустрии пророчили скорую смерть, он советовал своим клиентам вкладывать деньги в развлекательные центры с кинотеатрами на шесть – десять залов. Не знаю, как там эти самые клиенты, а я так и поступила, и теперь сеть кинотеатров по всей Германии приносит мне неплохой гешефт. Ну и еще несколько проектов Якоба я воплотила в жизнь, у меня очень миленький инвестиционный портфельчик.
– А я думал, ты все нажитое непосильным трудом вложила в свою яхту.
Агнесс рассмеялась. Надо же, смех ее остался все таким же низким, воркующим, очень сексуальным, будто там, в глубине старой жирной туши, как Иона в чреве кита, пряталась молодая красивая женщина, с которой я познакомился более сорока лет назад.
– Ну что ты, Руди, яхта эта не моя, она принадлежит фонду поощрения океанологических программ «Голубая бездна». Красиво звучит, правда?
– Тебе всегда удавалось придумывать броские названия. Только «Голубая бездна» – это вроде какой-то американский фильм.
– Ну и что, кто обратит внимание-то? Народу нравится. Между прочим, фонд настоящий, и он действительно финансирует что-то там по океанологии. Ну и меня заодно, мои путешествия.
– Да? А где она сейчас, твоя красотка?
– А здесь, неподалеку, в Кинта-ду-Лорде.
В Кинта-ду-Лорде, новом, абсолютно искусственном городке, есть просторная марина для яхт и дорогой отель. Собственно, весь городок вместе с церковью, маяком, ресторанчиком у пирса, пляжиком с кошкин лоб, небольшими домиками, пальмами и бугенвиллеей и есть один большой отель для тех, кто приходит сюда морем.
Бутылка «Лафройга» подходила к концу, в отличие от наших разговоров. Тема «а помнишь?» может быть бесконечной. Я подумывал, не спуститься ли за второй, пока Луиш не закрыл свой шалман, но Агнесс, будто угадав мои мысли, вдруг засобиралась.
– Вызови мне такси, поеду. В нашем возрасте надо вовремя ложиться спать… Скажи мне, как у вас тут развлекаются пенсионерки?
– Немецкие пенсионерки очень любят ходить по левадам.
– По левадам? Что это?
– Это такие горные, вполне оборудованные под пенсионерок тропинки вдоль бетонированных канавок с водой. Красивые виды, селфи на фоне камней и водопадов. Рюкзачок и скандинавские палки. Бутерброды и термос с чаем. Хочешь пройтись?
– Ты знаешь, хочу. И ты составишь мне компанию. Завтра. Я заеду за тобой, скажем, в двенадцать. Успеешь выспаться. Выбери не самый сложный маршрут. Должен же ты уважить свою английскую тетушку – как ты им сказал? По линии двоюродного деда, что ли?
Охотник за фотокамерами
Мы пошли в Калдейрау Верде, Зеленый котел. Не самая сложная левада, но и не короткая, шесть с половиной километров туда да столько же обратно, зато найдутся и пара пещер, через которые надо идти в темноте, и виды на ущелье глубиной больше полукилометра, и на закуску на финише водопад.
Я, правда, не думал, что Агнесс будет способна дойти до конца. Она явилась в необъятном белом спортивном костюме, дорогих трекинговых ботинках и панаме, на груди покоилась розовая фотокамера «Сони» – все-таки Агнесс и розовый цвет неразделимы. И никакого рюкзака. Она на прогулку по Английской набережной в Ницце собралась, что ли? Ладно.
Я взял сэндвичи, несколько мандаринов, две бутылки воды и пару фонариков-наголовников. И телефон, само собой. Педру подвез нас на своем такси до левады, и мы пошли.
Народу было маловато, день стоял пасмурный, периодически начинал накрапывать дождичек. В левадах вода чистая, прозрачная, холодная, она поднимается вверх по горе путем сложной системы заслонок. В воде живет мелкая горная форель, рыбки неподвижно стоят, быстро крутя прозрачными плавниками, или лихо плывут против течения. Как там у Кэрролла? Чтобы оставаться на месте, надо быстро бежать, а чтобы попасть в другое место, надо бежать в два раза быстрее. Как-то так. Поначалу мы двигались довольно споро, но потом моя спутница стала потихоньку уставать, останавливаться и фотографировать все подряд. Мы сделали привал, слопали по сэндвичу, прошли первую пещеру, и тут Агнесс вконец спеклась.
– Пожалуй, с меня хватит красот. Нельзя вызвать такси прямо сюда?.. Нет?.. Ладно, я посижу, а ты можешь еще прогуляться чуток, Руди.
Мне бы не помешало прогуляться чуток по малой надобности, поэтому я оставил свою «тетушку» с камерой, водой и мандаринами, а сам прошел метров триста вперед и скрылся от нее за каменным выступом.
Но блаженство мое было прервано громкими воплями – Агнесс заорала, осыпая кого-то грязными немецкими ругательствами. Таких можно насобирать только в самом низкопробном портовом притоне. Она всегда умела заковыристо материться на разных языках. Откуда она этих смачных словечек набралась? Будто ошивалась на самом дне, ниже можно только копать. А может, и в самом деле ошивалась. Я ведь ничего не знаю о ее жизни до того приснопамятного дня, когда сунул руку в ее карман.
Уже через несколько мгновений я был рядом с ней, сидящей спокойно на камне, но при этом ругающейся на чем свет стоит.
– Чего ты?
– Чего-чего! Какой-то гад, сволочь поганая, украл мою камеру!
– Тьфу, пропасть! Я думал, тебя тут убивают. Кто украл-то? Как он выглядел?
Агнесс не спеша вытащила из моего рюкзака пару мандаринов, начала чистить один.
– Ну, как выглядел… Высокий, лет двадцать, может, двадцать три, короткая
